выступить, Валерий мой, открыто,
постарайся эту серость обойти,
что страшится гонорок свой поутратить.
У великих, мой Катулл, свои пути,
наплевать им, как их вспомнит обыватель.
Ты из тех же, что и я: казнить – простить
для тебя, посланца свыше, тот же росчерк!
Так зачем ты на моем стоишь пути —
про любовь свою пиши, ведь это проще.
3
Ах, любовь… как не податься в этот миф,
этот зов, такой отчаянный, но хрупкий!
Я, конечно, уважаю твой по-рыв —
только голову терять от каждой юбки…
Кто не скажет, чуть в любовниках побыв,
каково делиться с кем-то на 2, на 3?
Сколько лучше срезать вовремя на-рыв,
хоть лишь вспомню, что за грудь у Клеопатры,
что за… Надо ж, снова лишнего сболтнул —
вот что значит, не в свою дуду играю.
Здесь тебе, пожалуй, равных нет, Катулл,
я, военный и политик, где-то с краю.
Спать на жестком, будоражить караул
по ночам, а не любовь – моя докука.
Хотя тоже я подергался, Катулл,
хотя тоже не промажу, как из лука.
Лучше, друг мой, приспустить на тормозах,
что тебе наобещают эти суки.
Как-то больше доверяю я глазам
в этом деле, где протягиваю руки
и беру… Такое б мог порассказать,
как с кем спал (ничуть не хвастая, конечно),
но скажу – не доведут тебя глаза
до покоя в этой склонности сердечной.
Будь попроще, мой Валерий, не гонись
за особым выражением на роже:
даже ночью раздевая, пальцы вниз
кинь по телу – все у них одно и то же.
У твоей очередной, слыхал, каприз,
доложили мне, что мечешься ты снова.
Чем активнее ты катишься на низ,
как ни странно – ярче, подлиннее в слове.
4
Тебя лихо подцепила на крючок
эта баба (сомневаюсь, что любила —
так… играла). Хоть признаю, мужичок,
в этой слабости твоя окрепла сила,
слог созрел. Но дай мне слово, что молчок
на мои дела – варись в своей бодяге.
Я был тоже не последний мужичок —
вот об этом и бесчинствуй на бумаге.
Что тебе слепить конфетку из говна…
так пиши об эротическом и прочем,
но не слишком: моя юная жена
и друзья на твои вирши зубы точат.
Ну, а править как, чтоб видела страна:
все на месте, приутихли кривотолки —
не подскажет, мой Валерий, ни жена,
ни друзья и ни тома на книжной полке.
Обвиняешь, мол, тщеславен… Это да,
никогда вторым не буду – только первым!
И твои мне эпиграммы – ерунда,
как гетеры ласки: чуть щекочут нервы.
Что мне купленный сенат – когда б вода
чуть почище… Его песенка пропета:
кроме золота все нынче ерунда.
У кого ж, скажи, тогда просить совета?
Неужели