слышался топот, фырканье и ржание остановленных на всём скаку лошадей. Острый запах пота и жар горячих, метавшихся совсем рядом конских тел, казалось, разъедали полотно крыши.
– Именем закона, стой!
– Стою-стою, господа хорошие, – смиренно сказал Бенедикт.
– Кто таков?
– Шпильман я есть. Из Перепелишек в Мамыри еду.
– Давно едешь?
– С утра.
– Что везёшь?
– Ничего. Апсольман. Пустой.
– Посмотрим!
Свистнул палаш, врезался в тележный борт, разрубая удерживавшие крышу верёвки. Крыша слетела, открывая жалкую внутренность повозки: линялую занавеску, сколоченный из старых досок ящик с провизией, обшарпанный сундук, замызганный тюфяк на грязном полу. На тюфяке, съёжившись, обняв большую лохматую собаку, сидела растрёпанная девчонка. На вид явно не в себе. Глаза круглые, рот расслабленно приоткрыт. Один из солдат прямо с седла соскочил в повозку. Собака залилась отчаянным лаем. Девчонка вцепилась в неё ещё крепче и завизжала. Бессмысленные глаза наполнились слезами.
– Не трогайте её, – взмолился Бенедикт, – это есть майн доттер. Совсем глюпый, пуу инфант, блинд, совсем блинд. Слепая.
Солдат хмыкнул, концом палаша отдёрнул занавеску, потыкал под лавкой, решительно распахнул сундук, пару раз вонзил палаш в груду пёстрого барахла, покрутил острым лезвием перед носом у вопящей девчонки. Девчонка даже бровью не повела. Но визжать не перестала.
– Слепая, говоришь?
– Якоби крот, – подтвердил Бенедикт.
Визг и собачий вой достигли самой высокой ноты.
– Тихо! – гаркнул солдат и торопливо покинул повозку.
Суровое рявканье нисколько не помогло. Стало только хуже.
– Напугать её, – укоризненно сказал Бенедикт, – зрья. Тепьерь будет плакать.
– Ладно, – перекрикивая шум, заорал старший, конь которого плясал и норовил встать на дыбы, испытывая сильное желание покинуть это шумное место, – не встречал на дороге вот такого? Росту высокого, сложения худощавого, под правым ухом шрам и мочка срезана. На груди шрам от удара палашом. На руках и ногах следы от колодок.
– Что он творить? Беглый?
– Не твоего ума дело.
– Награда быть обещана?
– А где ты его видал? – придержал коня старший.
– Пока не видать. Так сколько за голову?
– За голову – ничего. Он живой нужен. Привози – внакладе не будешь.
Ярившийся конь сорвался с места, отряд двинулся следом. Лишь один всадник задержался, полуобернувшись.
– Слышь, дядя, ты, коли увидишь кого похожего, беги, пока кости целы. Ходят слухи, этот, со шрамами, на Северном тракте один целый отряд положил. Дочку твою жалеючи, говорю. Награду то ли получишь, то ли нет, а девчонка одна останется. Кому она нужна, такая-то.
Сказал и ускакал. Пыль висела над дорогой, заполнив всё пространство под сомкнутыми дубовыми ветвями. Не было ветра в густом лесу, чтобы сдуть её, унести подальше.
Фердинанд высокомерно заржал, выражая своё возмущение невоспитанностью и абсолютно