спальня, у Фердинанда конюшня тёплая…
– А у Фиделио конура?
Дура. Болтать тоже надо умеючи. Чужому секрет выдала. Теперь дознается, где они деньги держат, и прости-прощай заветные мечты. Против той суммы, что у них скопилась, устоять трудно.
– Насмехаешься?
– Вовсе нет, – сказал ночной брат, – Фиделио заслужил роскошную конуру. С резными колоннами, меховой подстилкой и именной мисочкой.
Неожиданно для себя Арлетта хихикнула.
– Ничего он не заслужил. Он бездарь. Ничего не умеет. Только шапку носить.
– Правда, что ли? А глаза такие умные-умные.
– Я его в Остзее в луже нашла. Он там скулил, а дело было зимой. Мы с Бенедиктом думали – маленькая собачка, много не съест, повяжем розовый бантик, будет у нас через обруч прыгать, польку танцевать. Публика это любит. А выросло вон что.
– Гав! – сообщил неведомо откуда набежавший Фиделио. А потом вдруг напрягся, ощетинился и добавил: – Р-р-р-р-р-гав.
– Тихо, – прикрикнул ночной брат.
– Люди идут, – сказала Арлетта. – Большие. Сильные. Много. Говорят громко.
Шум голосов и шаги по песку, несмотря на ветер, были слышны очень отчётливо.
– Вижу, – выплюнул ночной брат, – не повезло.
– А что? – встревожилась Арлетта.
– Это не люди. Это ватага.
– Нелюди? Мертвецы ходячие? Волколаки?
– Да нет, люди, конечно. Очень даже живые. Лодьи вверх по реке бечевой таскают. Вверх таскают, а когда эта же лодья с новым грузом вниз идёт, бывает, и грабят. А бывает, одну ватагу охранять груз нанимают, чтоб другие не ограбили.
– Разбойники, – догадалась Арлетта.
– Вроде того. По мне, лучше уж волколаки. По-
хорошему, бежать надо, да ты без меня далеко не убежишь. А из меня сейчас бегун, как из козла танцовщица. Это они расчёт получили. На пристани праздновать начали, а щас добавлять будут.
– Прямо здесь?
– Это их место. Я ещё раньше старое костровище приметил, да думал – пронесёт.
– Ты же ночной брат. Вроде свой.
– Это я в Остерберге свой. А здесь я никто и звать меня никак. Сидеть!
Слепая плясунья все-таки дёрнулась бежать, но её крепко схватили за руку, основательно придавили, усаживая на место. И откуда только силы взялись у такого покалеченного.
– Я драться умею, – выпалила Арлетта.
– Знаю. Плохо умеешь. Сидеть. Молчать. Делать то же, что и я. Я встал – ты встаёшь. Я иду – ты со мной.
– Может, не заметят?
– Заметили уже.
И верно. Фиделио захлёбывался лаем так, что не заметить его было трудно.
– Ох ты, да у нас гости!
Их было много, больше десятка. Между ветром и Арлеттой встала целая стена перегара и крепкого мужского пота. Надо всем этим витал неистребимый чесночный дух. От обступивших их ватажников несло тем градусом пьянки, когда тело наполняется неуёмной развесёлой силушкой и непременно хочется что-нибудь своротить: каменные горы, трактирную стойку или, в крайнем случае, скулу соседа.
Арлетта сделала глупое лицо