шелест. И всё время где-то по левую руку жила большая река. То чайка крикнет, то среди жаркого дня потянет прохладной сыростью, то туман поднимется, такой густой, что полотно повозки без дождя становится насквозь мокрым.
На ночлег местные не пускали, боялись разбойников, да и разорённых деревень было больше, чем живых, так что ночевали обычно в лесу, кормили комаров у костра. Бенедикт приговаривал, что дальше будет легче, мол, июнь – комару раздолье, но Арлетта не очень-то верила. В Остзее, с его болотами, протоками и каналами, комары начинались в апреле и пропадали в октябре.
За время пути ночной брат всё чаще пребывал в сознании, но не стал веселее и разговорчивее. Бенедикт, которому надоело вытаскивать его по нужде, срубил в лесу палок, сделал пару костылей, но пока они лежали без пользы. Рана вроде бы поджила, но сломанная нога срасталась плохо. Скучноватый у них оказался спутник. То молчит, как мёртвый, и едва дышит, то стонет и бормочет. То про корабль какой-то твердит, то просит чего-то отдать ему, притом поминает проклятый город Хаммельн и адского флейтиста, которого обделили наградой. Или бормочет без конца: «Отпустите… не могу больше… крысы… черви… смердит, как в могиле…» А потом помолчит и скажет, ясно так, как здоровый: «Боюсь я. Там же небо».
Арлетта слушала всё это, сидя за занавеской, потом не выдерживала, вставала, осторожно пробиралась к раненому, брала за руку. Больше ничем помочь не могла. Да может, ему от неё больше ничего и не надо было. Не в своём разуме человек. Шкура каторжная, дублёная, поджила, а сознание так и не вернулось.
Надо же, неба он боится. Арлетта, конечно, слыхала, что колдуны могут в птиц обращаться. Может, он с каким колдуном поссорился? Правда, в колдунов канатная плясунья не особенно верила. Ездили они как-то вместе с одним Великим Магом. Кхм… Как делается эта самая магия, она знала совершенно точно.
А может, может, ночной брат из Остерберга разозлил адского флейтиста? И тот, стало быть, проклял его и теперь за ним гоняется. На метле. По небу. В Хаммельне Арлетта бывала и во флейтиста верила. Не будет же целый город о таком врать? У них, сказывают, даже памятная надпись в церкви сохраняется. Мол, плачьте и скорбите, прошёл год со днём с тех пор, как ушли наши дети. Правда, с тех пор уже триста лет миновало. А детей так и не нашли.
До Студенца добрались на десятый день. Повезло. Дорога была сухая, погода тёплая. В город Бенедикт для начала решил отправиться один. Посмотреть, как и что, заплатить при случае кому надо, проверить, нет ли собратьев по ремеслу, которые могут перебить сборы. Повозку до поры до времени загнали между поросшими травкой песчаными дюнами. Фердинанд был очень недоволен, лезть в песок не хотел, понимал, что повозку потом придётся из этого песка вытаскивать. Зато ветер с реки сдувал комаров, которые после недели в лесах изрядно всем надоели.
Надо было напоить коня. Арлетта выбралась из повозки, распрягла недовольного Фердинанда. Не дурак. Сам к воде дорогу найдёт. А может, и травки какой пощиплет, хотя трава