постаралась отодвинуться. Сидеть наедине рядом с этим… Бр-р-р… Бенедикт дремал. Запах от него шёл нехороший. Добыл-таки спиртного в последней деревне. Корчмы там не было. Должно быть, мужики сами гнали. Раны разболелись или страх заливал. Арлетта его жалела, не тревожила. Они с Фердинандом сами как-нибудь разберутся.
Но ночного брата она снова боялась. До мурашек, до мелкой внутренней дрожи.
– Зачем ты вожжи держишь? – спросил он как ни в чём не бывало.
– Так надо, – отрезала Арлетта и ещё отодвинулась, насколько позволяла качающаяся доска.
– Ну что опять такое? – хмыкнул ночной брат.
– Не дыши мне в ухо.
– Может, мне вообще не дышать?
– А ты сумеешь? Небось и вправду сумеешь. Ты ж колдун.
– Я? Это почему?
– Сам знаешь.
– Только потому, что стая ворон мимо пролетала? Я этим наврал, припугнуть хотел, чтоб за нами не увязались, а ты поверила…
– При чём тут вороны? – мрачно сказала Арлетта, помедлила, стараясь сдержаться, и всё же брякнула: – За такие песни в Остзее в болоте топят, а во фряжских землях на костре жгут.
– Да что я сделал-то? Подыграл немного, чтоб тебе легче работать было.
Голос такой честный, такой невинный, аж зубы ломит.
– Подыграл? – разозлилась Арлетта и снова ляпнула лишнее: – Да я ни о чём больше думать не могу. Во сне слышу, наяву напеваю. Правильно они тебя по всем дорогам ищут.
– Выдать хочешь?
Прохладно так спросил, будто ему наплевать.
– Шпильманы своих не выдают, – прошипела Арлетта.
– Так я всё-таки свой?
Арлетте захотелось его стукнуть. Замахнулась даже, но тут левое колесо рухнуло в очередную выбоину. Ночной брат поймал Арлетту в воздухе и решительно усадил рядом с собой. И вожжи отобрал. И Фердинанд, предатель этакий, был не против.
– Не огорчайся, я тебе ещё спою.
Арлетта взвизгнула и зажала уши. При этом опрометчиво отцепилась от доски и снова чуть не улетела. Дорога здесь была сильно разбита. Глина, разрытая колёсами в непогоду, застыла глубокими колдобинами.
Ночной брат снова подхватил её, обнял за талию.
– Сиди смирно.
Девчонка хотела пихнуть его локтём в бок и, конечно, промахнулась.
– Ты… ты… ты чёрный пардус!
Ой! Опять сморозила что ни попадя.
– Ого! Пардус… да ещё чёрный. Почему чёрный?
– А почему нет?
– Да раньше меня юные девы иначе называли.
– Как?
– Ну, сокол ясный, лебедь белый.
Арлетта ехидно захихикала.
– Это снаружи ты, может, белый лебедь. Да я-то не глазами смотрю. Душа у тебя чернее чёрного.
– Правда?
Хм. Проняло. Руку не убрал, но отодвинулся.
– Да, – уверенно сказала Арлетта, – ты ж ночной брат. А ещё колдун. В лесу девчонку маленькую не пожалел. Мы б её накормили, потом по дороге куда-
нибудь пристроили бы. Пропадёт теперь. А ещё – эх, что бы такое ему припомнить, –