застал Антона врасплох. Он и самому себе ещё на него не ответил. Месяц назад Жанна была для него – как и он для нее – врагом. И пусть все разъяснилось, вчера на танцполе все едва не повторилось. То, что произошло между ними этой ночью, это любовь или прелюдия к ней? Но она же не требовала от него признаний, когда снимала с себя платье и расстёгивала его рубашку. Почему сейчас он должен говорить об этом с ее отцом?
– Ну вот, видишь, – усмехнулся отец Жанны, не дождавшись ответа, – я же говорил – обыкновенная интрижка. Спасибо, хоть врать не стал. Витя, – крикнул он, приспустив стекло дверцы, – поехали!
Антон, не попрощавшись, выбрался из машины и угрюмо побрел к подъезду. Разговор оставил у него странное чувство раздвоенности. Говоря о справедливости, он был прав и неправ одновременно. Разве справедливость не высшая ценность жизни, ради которой можно пожертвовать всем? Очевидно, что так. С другой стороны, что такое справедливость без людей, без их отношений друг к другу? Абстрактный принцип, который, как выяснилось, особо никому не нужен. А если так, стоит ли попусту ломать копья, сражаясь с ветряными мельницами?
И он хорош! Твердит о справедливости, а у самого рыльце в пушку. Зачем надо было ложиться в постель с девушкой, если не уверен в своих чувствах?
– Что он тебе сказал? – встретила его Жанна на пороге.
Антон посмотрел на ее страдальчески изогнутые брови и растерялся. Уйти сейчас, было бы предательством. Остаться – подлостью. Не раздеваясь, он опустился на табурет и со всей ясностью осознал неизбежность выбора. Прекратить борьбу с Бивнем – немыслимо. Вовлекать в эту войну Жанну тоже нельзя: она с детства жила без матери, а теперь лишится ещё и отца.
Жанна сама вывела его из ступора. Она начала раздевать его, снимая шапку, развязывая шарф, расстегивая куртку. И только когда опустилась на колени и схватилась за его мокрые от снега ботинки, Антон встрепенулся:
– Ты зачем это? Я сам!
Жанна поднялась и серьезно посмотрела ему в глаза:
– Сам, так сам. А то раскис, как размазня… Еще раз спрашиваю: о чем вы там говорили?
– Кофе нальешь? – улыбнулся Антон.
– Сначала расскажи, – Жанна надула губы.
“Это у них от Евы”, – вздохнул он, и вкратце пересказал содержание разговора, умолчав лишь о последних словах отца.
– Они не посмеют, – обняла его Жанна. – Я им тебя не отдам.
– Пойдешь за мной на каторгу, как жена декабриста? – попытался Антон пошутить.
Жанна отстранилась и серьезно посмотрела ему в глаза.
– Если надо, поеду, не сомневайся, – ответила решительно и снова привлекла к себе.
Сердце захлестнуло теплой волной и Антон второй раз за утро оказался на вершине счастья. Даже говорить ничего не хотелось, а только вдыхать душистый аромат ее распущенных волос. И как он мог сомневаться? Почему раньше не сказал ей самые главные слова? Может быть сейчас? Да, сейчас! Именно сейчас это и должно произойти.
Смартфон тревожно завибрировал, и Антон