никакой, как и жизнь, идущая сама по себе, пропуская через себя множество организмов, биотел, рисовавших в своем воспаленном воображении понятный и простой мир, бесконечно далекий от жизни. И все же Беджан знал запах смерти – запах, вкус ржавого сгоревшего железа, кислый и прогорклый вкус крови, несущей жизнь по руслам биотела, забирающей жизнь с собой. Вихрь мыслей, воспоминаний и тревог пропадал мгновенно, как Беджан входил внутрь храма, вторгался в неподвижность воздуха, насыщенного запахами ладана и гари от свечей, запаха настоящих книг и вкуса старого ржавого железа. Он растворялся в этом воздухе, позволяя себе не думать, а просто быть.
Взяв в лавке три свечи и подтвердив запись, робот-продавец сам вписал «За упокой», Беджан пошел к дальнему канону. Это было его место, скрытое от случайного взгляда, с остатками его свечей и нескольких новых огарков. Он улыбнулся, хотелось бы узнать, кто ходит сюда, не ленится уйти в темный угол, свободный от камер, не желая получать допбаллы в рейтинг. Беджан зажег свечи и некоторое время держал их в руках, смотря на нависший каменный свод, исписанный ликами святых и картинами никому непонятной жизни прошлого. Святые глядели на него зло, плоскими лицами и неподвижными глазами, угрожая, желая изгнать врага из святого места. Беджан улыбался им в ответ, он бы засмеялся, вложив в каждый звук все свое презрение к ним, но этого нельзя было делать. Такое поведение влекло за собой разбирательство в полиции совести.
Из-за алтаря к нему вышел высокий и грузный старик, облаченный в вышитые золотом покровы. Массивный золотой крест вгрызался в грудь и живот, длинные седые волосы, аккуратно расчесанные, светились неестественным синим светом.
Беджан почтительно поклонился, пускай это и была голограмма последнего патриарха, так и не пережившего реформацию церкви, перехода веры в бездушный цифровой код, так называли реформацию противники, не собравшие под свои знамена и малой части, способной воспротивиться. Процесс реформации главенствующих религий, их объединение под волей единого Бога, длился два десятилетия и, как раньше, старое и старые ритуалы, атрибуты, сменялись новым, не отрицавшим и не ломавшим, а сдвигавшим, прятавшим вниз, менявшим облик и интерфейс, не меняя сути. В этом была главная задача и честность реформации – людям, наконец, открыли саму суть, заставили их ее увидеть и принять, вместить в сердце так глубоко, чтобы нельзя было вырвать. Все стало просто и понятно, жизнь расписана от рождения до смерти, и воцарил на родной земле Закон Божий, без ненужных сказок, сказаний и прочей мишуры, способной лишь затуманить плоский мозг, вырастить либо фанатика, либо заставить сомневаться. Сомнения – вот они главные враги веры. Сомнения рождает низменная часть человека, и тогда человек рождает в себе дьявола. Не дьявол вводит в искушение человека, новая догма не отрицала, но и не утверждала дьявола, как самого по себе, как могущественного и до сих пор непобедимого противника Бога. Дьявол рождается в самом человеке,