поразмыслить, и не знали что ответить на его простые вопросы. Однако он продолжал улыбаться, смотря на развернутый как на ладони древний город. Свое семя он уже посеял.
Тор и Ви, уже в своем собственном обличии – с кручеными рогами, у одного диамантовые, у другого из застывшей лавы подводного вулкана, шли по узкому тоннелю с высоченными каплевидными потолками, с которых то и дело слетали летучие мыши и сползали пауки.
– Слышь, Ви, – схватывая на лету паутину с незадачливым молодым паучком, уверенным голосом произнес Тор, – ты чего там делал? Ведь мы лет сто репетировали все фразы, – играя роль высшего управленца, он тренировался уже сейчас задавать вопросы, чтобы показать свою состоятельность. Что с тобой случилось?
– Ты знал, что мы можем обменять наше существование на одну человеческую жизнь?– Вдруг спросил Ви, с серьезным видом вдумчиво смотря перед собой.
– Ви, ты что замышляешь?
– Знал, я спрашиваю?
– Ты чего нервничаешь? Ну, знал. И что с того? Это написано в каждом контракте, но никто не читает, и никому из наших это не нужно, потому что никто это не делал, и делать не собирается. С чего ты вдруг вообще поднял эту тему? Кому она нужна? Ты вписываешь свою историю в историю миллионов. А что такое одна человеческая жизнь? Ничто по сравнению. Да о чем мы вообще говорим? Ви, ты где? Вот чудак, испарился…
***
– Откуда ты знаешь, что так и было? – Коровин серьезно посмотрел на Врубеля, который при свете луны казался еще белее, чем был, а на фоне своего темного бархатного камзола смотрелся и вовсе пришедшим из потустороннего мира.
Врубель задумался на минуту, потом неожиданно встал, подошел к задрапированной темным сукном картине, и резко сдернул ткань.
– Что? Это ведь, это ведь, – Коровин совсем не ожидал, что сегодня вечером он увидит завершенную картину «Демон сидящий», набросок которого его так заворожил в их первую с Врубелем встречу на берегу реки.
– Знакомься, это Ви. Демон, который мне ни сна ни отдыха не давал, а всё то шептал, то орал на ухо свои истории. Как баба рязанская. Не ожидал я от них такой приземленной суеты. Это он с Христом разговаривал.
– Значит, ты нарисовал образ Христа? – Коровин ненадолго потерял дар речи, настолько его захватило то, чем он сейчас любовался.
– Костя, ты также как и я знаешь, что для одних белое – это чёрное, а чёрное – это белое. Христос же для одних – сын Бога, а для иных – злодей, которого надо было всенепременно распять. Знаешь, все зависит от человека, что он выберет, то и будет. Именно об этом я и думаю постоянно, и задаю вопрос себе и всем, кто увидит эту работу – на какой мы стороне.. Но, признайся, Костя, – Врубель сменил задумчивость на улыбку и, по-дружески тепло посмотрел на Константина, – признайся, что ты не Сольери, а я всё же Моцарт, и то, что я делаю, тебе нравится, – Врубель шутя улыбнулся. Коровин ему пришелся по душе, и легко с ним было, и приятно. – Да не сумасшедший я, Костя, а просто рассказчик. Как поезд, быстро перевозящий массу народу, про который