изрядно? Ну, ничего, скоро железная дорога будет, вот и пойдут к нам артисты, художники, поэты. Они и есть достояние народа, и страна будет сильна, если народ будет проникнут пониманием их. А извозчики в памяти останутся. Знаешь ли, чтоб эту железную дорогу выстроить, я с мальства экипажи считал в обе стороны, да отцу докладывал, так что не понаслышке осведомлен, насколько она для государства нашего нужная, – золотые глаза весело посмотрели на ещё не оттаявшего Врубеля.
– Савва, – перебил Бахрушев, отпивая миланский кофе из тонкого, вроде кружевного, китайского фарфора, и наклоняясь низко к Мамонтову – видел давеча Витте, сказал, что еще месяца четыре уйдет на утверждение твоего проекта, дюже он мощный, даже для великой России.
– А что ж он лично то не сказал? – в полный голос ответил Савва Иванович, – всё окольными путями ходит, англо-саксонец эдакий, недаром что «долгорукий»… а железная дорога ведь кривая не бывает, – выдохнул, – ну что ж, цену, значит, другую просит. Хорошо. Станции за мой счёт будут. Передай также, не приискивая выражений, что железо уступить не могу, людям резать выплаты не стану. Это последнее слово, – без улыбки, твердо отрезал Бахрушеву.
– Ну, дело твоё, передать, конечно ж, передам, сам заинтересован, дерево с моего леса пойдет на вагоны, да уж и делать начали, чтоб потом не суетиться.
– Уверен ты в исходе, – улыбнулся с иронией Мамонтов, – да знаю, знаю, без меня тоже справишься, не потеряешь, потому активность твою понимаю.
Тут он громко обратился к тихо сидящему за столом Врубелю
– Наслышан, Михаил Александрович, вас значительно раскритиковали за труды ваши по Лермонтову, говорят, не пришлась работа по душе большим заказчикам, – Врубель, застенчиво отпивая предложенный ему кофе, тут же подался вперед и, застыв с чашкой в руке, посмотрел растерянным взглядом на Мамонтова, точно его подловили с поличным по неприятному делу. – Отчего же-с не пришлась? Ответ известен. Прислужники искусства, то, что сами не могли изначально осилить, перекладывают на людей без связей, откровенно новичков в публичности и масштабах, оттого и результатом недовольны. Знаю таких: великое дело поручают, а потом отворачиваются без какой-либо малой застенчивости и извинений, да еще и художника голодного перебиваться оставляют. И как люди из такой большой страны могут быть такими мелкими? Было бы хорошо это дело исправить, ты не думаешь? – Мамонтов смело взглянул на растерянного Врубеля, и улыбнулся. – Не сердись, Миша, что вестно тему твою поднял. Я, как человек дела, вижу перспективы там, где другие увязают, как в болотах, в своих ограниченных далях. Не хочется, чтобы и тебя почитали только после кончины. За тем я и вызвал тебя к себе. Алексей Александрович, через две недели в Абрамцево состоится выставка, премного буду признателен за твой визит, знаю, знаю, насколько ты занятой человек на службе.
– Савва, твоя поддержка только во благо службе моей идет, и то, что она продолжается, я и тебе обязан.
– Тогда улажено. Михаил Александрович, – обратился