смерти. У них нет жалости, нет понятия любви, добра и зла, даже по отношению к детям, не изобрели и не изобретут и так даже лучше. Могу лишь дать дельный совет: смейся как можно истеричней во время пыток, только так они к тебе проникнутся глубоким уважением…
– Пока достаточно… Это всё я уже понял, надобно переварить информацию, – перебил Генри.
– Я могу продолжать в том же духе бесконечно. Дай знать, если заскучаешь вновь.
– Не сомневаюсь, но я спросил с расчётом на короткий ёмкий ответ.
– Не бывать тому. Краткий ответ – не ответ вовсе.
Генри вдруг ужаснуло развеселое настроение бывалого ковбоя, но и успокоило. Очевидно, что процесс изрядно взбодрил рассказчика, даже создалось ощущение, что он вот-вот запоёт. Размахивание руками и эмоциональная жестикуляция на итальянский манер разогнали кровь по сосудам закостенелого организма. Словесные образы пыток и издевательств над людьми доставили невероятное восхищение, казалось, что ковбой даже желал принять участие в отвратительном безумстве, в качестве жертвы, но с условием, что это произойдёт и абсолютно со всеми людьми после него. Пугала уверенность и то, чего больше всего не хватает молодым поколениям – это страсть. Пытки придадут необходимый исторической личности «лоск». Ковбой уверенно шёл на погибель, с кривой улыбкой на лице. Подобного рода последующий пыточный исход для рассеивания «вечного» исключительно благоприятен, словно сухой поток ветра для перекати-поля…
Генри весь обливаясь потом предположил, что Морис Бин над ним может просто издеваться таким образом, как над младшим братом. По крайней мере так он себя успокаивал и решил воспользоваться случаем и побольше выяснить в пути, но пока сам не знал, что конкретно ему интересно, в нём, так как он не мог определиться с «конкретикой» вдруг открылась тяга к знаниям, это она и есть, плюс рассказ даже напрочь отбил сонливость и пробудил чувство искусства. Во всём нужно искать плюсы и один значимый плюс он определил.
Горячие раздумья прервал внезапный орлиный клёкот в чистом небе бескрайней прерии.
– Задавай вопросы, сам сказал: «Мы, к сожалению – не на похоронной процессии», – спустя некоторое проделанное расстояние оживился Морис, поглаживая рукоять Кольта и с недоверием рассматривая из-под поля шляпы парящее благородное животное созданное великим божеством или в котором оно обитало.
– Не слишком ли бодры вы? Это здорово, что вы оправились после стрелы и обрезания, но, мы, если можно так выразиться – оплакиваем вашего товарища, точнее уже даже двух товарищей. Логически – должна быть траурная позиция.
Генри сказал суетливо, не подумав, что никакой логики для него уже нет, как ему объяснили при исходе.
– Рыдать?! Я не плакальщица. Мне не платят за слёзы. Может мне ещё обоссаться? Хотя, если ссать каждому встречному в рот – найдётся извращенец, который заплатит, поверь. Умерли – значит отмучились и больше не важны.