как приговор его профессиональной пригодности и вменяемости Вэла.
Оценив произведенный на брата эффект, Кир продолжил:
– И ты пытаешься доказать мне, что способен позаботиться не только о Еве, но и о ее ребенке?
– Теперь я не уверен, что и о себе-то могу позаботиться, – механическим голосом произнес Марк. – Я не сомневаюсь, что все, что ты сказал, правда. И также я уверен, что ты будешь идеальным советником или любым другим государственным мужем. Забираю свои слова назад, Кир. Ты прав, я не могу ни на что рассчитывать.
– Можешь, – смягчаясь, сказал Кир с улыбкой, – на мою бдительность, помощь и преданность.
– Но, как ты все узнал?
– Месяц назад я понял, что крестный пребывает в глубокой депрессии, и начал за ним присматривать. Когда он в очередной раз исчез, я отследил его перемещение в системе, нашел домик в глубине леса, пришел туда на следующий день, когда крестный уже вернулся, и установил камеры слежения внутри и во дворе. И каждый раз, как только он уходил, я день и ночь дежурил у пульта управления, в то время как ты предавался манящим грезам о Еве.
– Господи, он уходит в лес, чтобы никого из нас не видеть, – проговорил Марк с ужасом.
– Нет, он уходит, чтобы спать без таблеток и не стать окончательно от них зависимым. Но об этом я только вчера узнал: крестный говорил сам с собой вслух. Вернее, он думал, что общается с призраком Фима.
– Что?!
– Если не веришь, можешь сам посмотреть, я сохранил запись.
– Кир, я тебе верю. Все записи нужно срочно уничтожить, и никто не должен знать о том, что ты мне сейчас рассказал. Ты это понимаешь? – испуганно проговорил Марк.
– Да уж понимаю. В системе ничего нет, извини, я воспользовался твоим конусом зачистки. А запись я сделал на внешний носитель. Вот, возьми. Посмотри, и сам потом уничтожишь, – сказал Кир, отдавая Марку информационный носитель.
– А с чего ты взял, что у господина Вэла депрессия? – осторожно спросил Марк.
– Это очевидно. Только такой самовлюбленный фазан, как ты, мог этого не заметить и думать, что у крестного все хорошо. Он совершенно не в себе.
– Кир, перестань обзываться, – Марк начинал раздражаться. – И не разговаривай, пожалуйста, со мной в манере «очевидное – невероятное». Если я спрашиваю, значит, хочу получить ответ. Ответ, а не упрек. Иначе, зачем вообще нам разговаривать?
– Я долго ждал, когда кто-нибудь из вас обратит внимание на состояние крестного. Но, похоже, всем есть дело только до себя.
– Кир, давай попробуем общаться без оценочных суждений. Хорошо? Иначе я не выдержу и отвечу, и мы поссоримся. А я этого совсем не хочу. Что конкретно заставляет тебя думать, что у властителя депрессия? Он все время в работе, спокоен как никогда. Мне наоборот кажется, что он внутренне уравновешен…
– Не продолжай, Марк. Иначе я подумаю, что ты или совсем не знаешь его, или вообще не разбираешься