начальники, облечённые право входить без стука и когда им вздумается. Рогов вздрогнул. Никогда еще капитан Евсеев не тревожил его своими визитами. То ли занят был, то ли чего-то выжидал, то ли просто бездельничал, отдыхая от бесконечных ночных и дневных бдений. Даже не поздоровался, а проследовал к стене, где приютилась пара таких же стандартных стульев, на одном из которых ёрзал добродушный токарь.
Воронин с таким же лукавым и простодушным взглядом глянул на пришедшее начальство. Теперь ему будет еще проще доказать свою невиновность. И он опять принялся за своё. По-мужицки пытался хитрить, не рассказывая про заблудшего сына, смывающего вину в сибирском лагере, упирал на корыстную стерву соседку, имеющую нрав зловредный, а руки загребущие.
Евсеев между тем лениво поднялся, подошёл к столу и взял папку с делом. Пару минут поизучал, послушал, как Воронин неуклюже пытается выгородить себя, а затем неожиданно для Рогова встал и, не говоря ни слова, ударом толстой ноги в кожаном сапоге ударил по спинке стула подследственного.
Мощный Евсеев свою силу знал прекрасно, и видно по всему, метод опрокидывания контрика отшлифовал. Несмотря на дородность тела, токарь вместе со стулом полетел вниз, не успев даже вскрикнуть и вытянуть руки. Раздался чудовищный грохот от удара тела о пол, еще недавно покрашенный уродливой красной охрой. Токарь закряхтел, пытаясь встать, однако Евсеев не позволил ему это сделать. Он искоса зыркнул на подчиненного, мол, хватит миндальничать, Рогов, не то время, вот смотри на меня и учись, вот так надо делать. На беззащитную голову Воронина полетели страшные удары ногами, при этом капитан норовил ударить именно носком сапога, что было особенно болезненно.
Вадим остолбенел, он не знал, что и предпринять. О том, чтобы броситься и оттащить начальника не было и речи. Какое-то оцепенение овладело им. Евсеев и сам кряхтел, сопел, багровое лицо его стало еще краснее. Молодой человек знал, что тот страдает бронхитом, оттого и цвет лица такой. Но капитану болезнь вовсе не мешала впадать в сладострастное неистовство, он распалялся всё больше и больше.
Наконец Рогов не выдержал, заметив, что токарь уже не поднимает руки, не пытается защититься. Он бросился к начальнику и обнял его за спину, ласково, как обнимают женщину и оттащил от уже не дышащего тела.
Евсеев тяжело дышал, со лба его текли капельки пота, и он постоянно вытирал глаза. Толкнул Вадима, и тот ослабил объятия. Затем подошёл к стулу, смахнул папку с делом на пол и рухнул на сиденье.
– Вот так…надо…с ними…– прохрипел он, – иначе нельзя. Вызывай врача, пусть заключение пишет…
Потрясённый Рогов поспешил выбежать из кабинета и долго рыгал в кабинке туалета, стоя на коленях перед фаянсовой дырой продолговатого унитаза, время от времени поднимаясь и дёргая цепочку сливного бачка…
Этот случай и вовсе подорвал психику Вадима. Так что в общении с Ильёй он находил некоторое успокоение, а в его словах искал какую-то зацепку. После случая с токарем он заболел и три дня провалялся дома, врач без всяких слов