заставлять хороших людей волноваться. Мелькнуло: а была ли хорошим человеком я? Вальде сказал, что я всё могу вспомнить, просто не хочу.
От счастливых воспоминаний так не шарахаются.
Разговор с ним оставил привкус горечи. Отчего-то сейчас моё одиночество ощущалось особенно сильно. У меня был брат – который не знает, что я не его сестра, а паразит, занявший тело. Был жених, глупый и жестокий. Простодушная подружка, ослепшая от любви к нему. И союзник, который в любой момент может отправить меня в небытие.
Я с тяжёлым вздохом съехала в кресле вниз. Только светлый образ Эдельгара грел сердце в этой непроглядной полярной ночи. Он добр ко мне, а не к Айрис – её он даже не знал толком.
Не знаю, сколько правды было в том, что сообщил Вальде, но в одном сомнений не было – принцу угрожает опасность. И попыткой отравления всё не закончится.
Я должна жить, чтобы жил он.
Он должен жить, чтобы жила я.
– Что такое, госпожа? – забеспокоилась Эдна. – Утомились?
– Очень, – честно ответила я. – Хочу проспать пару лет.
***
Утро выдалось из тех, когда мыслишь особенно трезво. Я решила, что не могу доверять магу полностью – ложь стоит недорого. Стоит быть с ним поосторожнее. Приглядеться, выяснить, нет ли у всесильного мессира Вальде каких слабых мест. А ещё – использовать его в своих интересах.
В окнах занимался рассвет. Сон ещё не расцепил своих цепких лап, когда в комнату вторглась Эдна в сопровождении трёх дюжих слуг и двух горничных. Она суетливо поклонилась:
– Простите, госпожа, ваш отец распорядился выехать немедленно. Экипаж уже заложен.
Они рассыпались по комнате, как горох, хватая мои вещи и укладывая их в распахнутые сундуки.
– Что? – Я растерянно вертела головой. – Подо… Подождите. Да стойте же! – От моего вопля все замерли. Один из слуг застыл с открытым ртом. – Эдна, я отменяю его распоряжение. Оставьте всё, как было.
Женщина заметно растерялась.
– Но герцог…
– Ты служишь мне, а не герцогу, – веско проронила я. Это было правдой лишь формально, зарплату-то ей платил он.
– У нас приказ, леди, – вдруг прогудел один из слуг сипловатым басом. – Извиняйте.
Видя, как в разверзнутом нутре сундуков исчезают вещи, я едва не завизжала от злости. Бессилие – самое отвратительное из чувств.
– Мне нужно одеться, – сказала я Эдне, – неси платье. Господа, вы же не намерены оставаться в комнате, пока дама совершает туалет?
Господа неуверенно покивали, сбитые с толку таким обращением.
– Вот, как мы поступим, – сказала я, покусывая губу, – сейчас вы возьмёте один сундук и обнаружите, что он невероятно тяжёл. Настолько, что даже три человека будут тащить его чрезвычайно долго. За этот самоотверженный труд каждый из вас получит по монете.
– Какой? – дотошно уточнил самый кряжистый из них. – За медяшку рисковать…
– Серебряной, – отрезала я. – А теперь ступайте.
Когда за ними закрылась дверь, Эдна покачала головой:
– Что