достал ключ, приложил к зеркалу обеими сторонами, слегка постучал по стеклу – но снова никакого результата. Только отражение розовой комнаты в желтоватом свете да приглушенное звяканье стекла.
Эдмунд быстро разочаровался в своём стремлении всё выяснить за один вечер. Он уже хотел вернуть зеркало на место, как случилось нечто странное. На прозрачной, идеально гладкой поверхности возникли… Слова? Да, это точно были слова, и они мягко проявлялись, словно от руки невидимого каллиграфиста.
Он застыл на месте и сфокусировал изумлённый взгляд в одной точке. Увиденное так поразило, что он даже случайно задел постер с певцом на стене, отчего тот с шелестом соскользнул на пол. Машинально Эдмунд поднял плакат и повесил на место, при этом не отрывая внимания от стекла.
Саннорт чуть прищурился и приблизил зеркало к глазам, пытаясь разобрать текст, хоть плохим зрением никогда не страдал. Провел пальцем над стеклом, силясь повторить очертания букв… Но не успел.
С громким хлопком открылась дверь, и в комнату ворвалась Маргарет. Разгоряченная, взлохмаченная, и, судя по всему, очень злая: светлые волосы беспорядочно падали на лицо, насыщенный макияж размазался, а глаза горели.
Брату в своей комнате она не обрадовалась. Стоило ей только увидеть Эдмунда, как лицо покраснело от ярости, губы сжались, а по телу пробежала дрожь, словно она собиралась напасть на него и избить до потери сознания.
– А ты что тут забыл?! – взвизгнула она.
– Мэгги, я… – растерянно пробормотал Эдмунд, ошарашенный ее внезапным появлением. В общем-то, этого вполне следовало ожидать, он явно не рассчитал время. И теперь лихорадочно пытался придумать, как объяснить своё страшное деяние.
Пару минут Маргарет стояла и сверлила мальчика пронизывающим взглядом. А потом взорвалась ужасной гневный тирадой, которая вырвалась из неё, как лава из жерла вулкана.
– Как ты посмел взять моё зеркало? Оно моё! Зачем оно тебе? Меня позлить? Отдавай мне его, идиот, быстро!
На Эдмунда, уже привыкшего к такому стилю общения, её выпад в целом не оказал впечатления, а тем более – не заставил дрожать и преклоняться. Ему было всё равно. Он остался прохладно спокойным. Да ещё и, вместо того чтобы задабривать Мэгги извинениями, решил и дальше изображать наглого брата, заявив храбро и невозмутимо:
– Скоро отдам. Но сейчас оно мне нужно.
От этой дерзости Мэгги затрясло. Теперь она вопила так громко и пронзительно, словно Эдмунд был не скромным четырнадцатилетним школьником, а громилой с ножом, напавшим на неё среди темного переулка:
– Зачем оно тебе? А ну отдавай, наглый урод, это не смешно! Проваливай! И больше никогда не смей брать мои вещи. А то без глаз останешься!
Она покрутили перед лицом брата длинными накладными розовыми ногтями. Но Эдмунд не двигался с места и просто наблюдал за очередной истерикой сестры.
– Чего застыл? Ты издеваешься?!
Мэгги рывком скинула со стола стопку журналов. После