оказалась столь крепкой, что не брали никакие ломы, и хозяйственные потомки крестьян оставили монументальный фундамент, доходивший в высоту им почти до пояса. Теперь можно было оценить весь замысел архитектора на местности по этим периметрам камней, заросшим крапивой и диким кустарником неопределенного вида, липами и березками, занесенными сюда игривым ветром в урочный час в прижившихся семенах.
Фалькао попросил Николая остановить машину возле усадьбы. Было раннее утро, солнце выгодно освещало пригорок графских развалин. Николай сел на камешек, ралик стал поодаль и прямо смотрел на восход.
– Ничего не говори, – услышал он просьбу суриката и задумчиво вперил свой взгляд в убегающий от восхода горизонт.
Только что, пять минут назад, зверек удивил его снова. Он попросил его открыть клетку, чтобы выйти.
– Не беспокойся. За мной они не пойдут – он обвел носом своих соплеменников, томящихся за решеткой, у нас так не принято. – Ралик издал резкий отрывистый звук и все сурикаты в клетках, пищавшие о чем-то своем и беспорядочно мельтешившие в клетках, вмиг стихли и замерли, как вкопанные.
Присевший у клетки Николай с опаской отпер дверцу и осторожно приоткрыл ее так, чтобы, если что, прихлопнуть одним движением. Ни один зверек не шелохнулся, а Фалькао оказался у него на коленях. Дисциплина, подумал Николай, залог успеха. У этих ребят она, похоже, железная.
Минут пять, пока Николай всматривался в туманный утренний горизонт, Фалькао немигающим взглядом прямо глядел на солнце. Заметив эту странность зрения зверька, он вспомнил, что тот необычный. Мистический суслик из дебрей Африки. Пустынный воин. Как он это делает? Зачем? Суслик берет у солнца энергию, с ее помощью он ищет клады. Мысль, однако, но спрашивать он не будет. Его дело сейчас молчать. Пусть себе идет таинство.
– Все в порядке, – услышал в своей голове Николай. – Сейчас небольшая пробежка, и золото в наших руках!
Последнюю часть прозвучавшей фразы Николай понял, а первую увидел. Ралик опустил короткие верхние лапы, оперся на них, как бы пробуя их устойчивость, и помчался по периметру остова каменных палат графа. Через секунды он исчез с поля зрения Николая, а еще спустя, может, минуту, Николай услышал пронзительный свист, догадавшись, что сурикат зовет его. Свист выражал восторженную радость, так ему показалось, а походил на вскрик ночной птицы в лесу, спикировавшей на свою добычу. Николай решил, что начинает понимать язык животных.
Ралик сидел на каменном периметре фундамента по другую сторону от входа на развалины. Поза суриката была торжественной и даже надменной.
– Я сижу на камне, под которым золото, – заявил Фалькао. – У тебя есть, чем разбить кладку?
– Нет. Эту кладку цепляли трактором, она не дается. Говорят, старый цемент на яйцах, вечный. Лом высекает искры, камень даже не крошится. Монолит.
– Надо знать, где ударить. В монолите есть дыры, они заделаны не таким прочным материалом. Достаточно другого камня, простого