и меня. Стихов уже набралось на сборник, а как издавать пока было совершенно неясно. Я слушала разговор, и когда Анюта по какому-то делу вышла из кухни, спросила о том, можно ли издать книжку за счёт автора в Новосибирском издательстве.
Ответ был унизительный. Что-то типа того, что поэзия не пользуется спросом, убытки немеряны, а мне так и вообще – дороже дорогого обойдётся. Последняя фраза сопровождалась оценивающим взглядом всего моего скромного гардероба, с головы до ног.
Повторное унижение словно подхлестнуло меня бичом. Заставило выпрямить спину, вскинуть голову, и… по-королевски вежливо улыбаясь, ответить, что не стоит беспокоиться, издателей много и я не нуждаюсь в её таких убыточных услугах.
Слово «услуги» я выделила смысловым ударением и смотрела теперь в её белые от бешенства глаза, продолжая улыбаться.
– Я тебя в порошок сотру! – пригрозила она зловещим шёпотом, но не успела. К счастью в кухню вернулась Анюта и сказала, что меня зовёт Виктор Петрович.
Не знаю, что на меня нашло. Может быть, закипела древняя и горячая татаро-монгольская кровь моего польского прадеда.… Только я сделала то, что от начинающей поэтессы бальзаковского возраста никто ожидать не мог.
Сняла с плеча влажное полотенце, резко, словно в ярости, бросила его на стул. Ещё резче схватила стопку вытертых мной тарелок, и сделала обманное движение. Будто бы желаю бросить их с размаху об пол. Издательница отпрянула, а я быстренько сунула в её руки стопку вытертых тарелок, и, продолжая улыбаться, приказала:
– Поставьте их, пожалуйста, в шкаф!
И она послушно схватила тарелки, боясь скандального звона битой посуды!
А я развернулась на сто восемьдесят, и победно вышла из кухни. Мимо Анюты, прикрывающей рукой смеющийся рот…
Виктор Петрович сидел за складным обеденным столом в дальнем углу горницы. На столе двумя стопками громоздились книги. На корешках той стопки, что поменьше, читались имена разных авторов. Видно, сегодняшние гости уже надарили, пока я за фотографией бегала. Стопка побольше была с фамилией Астафьев на корешке, и названием «Весёлый солдат» на каждой обложке. Меня немного трясло от неожиданной стычки на кухне, и, наверное, во все стороны ещё летел адреналин. Поэтому Виктор Петрович, показал загребающим жестом на стул у стены, принеси, мол, поближе:
– Присядь, Таня, – пригласил Астафьев, и раскрыл титульный лист «Весёлого солдата», собираясь написать автограф.
– Спасибо, Виктор Петрович, у нас есть такая с Вашей дарственной надписью, – остановила его я, доставая из кармана фотографию отца. – Это мой отец. Посмотрите, пожалуйста, может Вы служили вместе? Его фронтовой путь во многом совпадает с вашим до форсирования Днепра. Ведь Коляшу Хахалина Вы с себя писали?
Он бережно взял в руки фотографию, внимательно и долго рассматривал, потом отдал:
– Нет, не могу