но, так и так, Олга не сумеет вывести его к людям, по одной простой причине: она не знает дороги.
– Стоян.
Медовые кудри всколыхнулись.
– Да?
– Ты как сюда забрался-то? Дорогу помнишь?
Он виновато улыбнулся в бороду, отводя глаза.
– Плохо помню… упал я в расщелину… там обвал случился, на тропе. Все погибли, я один остался из всего обоза. Железо мы везли в Толмань.
Олга вздрогнула. Ее семья жила в Толмани. Прикинув, где на восточных склонах Змеиного хребта находятся шахты, она, наконец, определила, в какой части гор располагается Лисья нора. Не так уж далеко от родного дома! Сердце птичкой в клетке радостно затрепетало, и… вдруг замерло. Олга ясно осознала, что Стоян врет самым бессовестным образом. Какой обвал, его же порезали! Никакие камни не способны оставить такие раны, если их, конечно, не обработать, остря под нож. И крошки каменной ни в волосах, ни в одежде не было, только земля вперемежку с опавшей хвоей. Может, беглый? Нет, слишком чистый для каторжника, и сапоги у него хорошей выделки. Она некоторое время буравила притихшего человека взглядом, чувствуя себя еще более разбитой и уставшей. Сил даже на злость не оставалось. Ну, раз не хочет говорить, так и не надо, имеет на то полное право. Уж я-то врать ему не буду.
– Ну что ж, раз так, то, уж извини, я тебе не помощник. Ты дорог не помнишь, а я понятия не имею, где тракт пролегает. Выберешься сам-то?
Страдальческое и слегка растерянное выражение появилось на осунувшемся лице собеседника. Олге стало его жалко. Что ж я к нему прицепилась, как репей? Ну, обвал, так обвал. Я ему жизнь, в конце концов, спасаю, а не исповедую! А дорогу он знает, только вот зачем врет мне – непонятно. Ну, и Бог с ним, вытащу его как-нибудь, только мне бы отдохнуть сначала, да и он пусть оправится, а то вон какой бледный.
– Ты не бойся, я тебя не гоню. Помогу, конечно, чем смогу, только поторопиться надо, а не то придет по твою душу настоящий хозяин…
Олга поднялась, игнорируя вопросительный взгляд голубых глаз. Что она могла ему ответить? Незачем пугать больного человека раньше времени. Тем более что самой Олге было куда страшнее.
Так или иначе, Стояна следовало увести из дома.
На следующий же день Стоян впал в долгое болезненное забытье. Будто иссяк источник, питавший его живительной силой. Ни сесть, ни встать он сам уже не мог, с трудом поднимал отяжелевшие веки, да и слово выговорить ему стоило огромного труда. Змея быстро догадалась, что энергии, которой она поделилась с мечущимся в лихорадке человеком, хватило тому лишь на день, после чего слабый организм уже не мог справиться самостоятельно. Требовалось время, чтобы Стоян набрался сил и восстановил потери крови. Много времени.
Олга нашла удобную пещерку, сокрытую от холодного осеннего ветра, устроила там лежанку и очажок, перенесла в убежище Стояна и принялась с замиранием сердца ждать. Больше ей ничего не оставалось.
Раненый поправлялся медленно. Змея вмешиваться в процесс больше не рискнула. Она ходила за ним, как за