же ты здесь, – я пожал плечами, показывая, что ей не удалось меня задеть.
Она убрала за спину косу белоснежных волос, украшенную оранжевыми сапфирами, и повернулась к окну. Кто-то уже начал запускать фейерверки, распускавшиеся разноцветными узорами среди белоснежного снегопада.
– Вижу, ты не настроен на светскую беседу. Что ж, тогда сразу к делу. Ты знал, что дедуля – Его Королевское Величество – уже дважды собирал всех принцев? Причём только внуков. Тебя там не было, насколько я помню, а он делал вид, что все в сборе. Я бы решила, что сошла с ума и просто тебя выдумала, да вот только Друлаван спросил, мол, не будем ли мы ждать Нуавеля? За что Его Величество так осадило своего младшего внука, что тот ещё неделю ни с кем не общался. А потом отец сообщил, что отныне твоё внешнее имя Хэкиль и именно так тебя и стоит называть впредь.
Я осторожно кивнул и наклонился вперёд, чтобы взять свой чай. Под рубашкой охранника перекатился комок мышц.
– И что же вы обсуждали на этих тайных собраниях?
– Да, знаешь, разное. Государственные дела, внешняя политика, всякая скукотища, – Гвиннестри закатила глаза. – Вообще, было похоже, что Король просто хотел убедиться, что мы поддерживаем достаточно плохие отношения.
Она вскочила на ноги и сделала вид, что эта мысль только что пришла ей в голову, потом задумчиво постучала пальчиком по подбородку.
– Но знаешь, что не даёт мне покоя? Его Величество вдруг прячет куда-то своего старшего внука от старшего сына почти на сотню лет, старательно делает вид, что на него не нужно обращать внимания, а потом принимается стравливать между собой остальных. Невольно начнёшь задумываться, а не случилось ли чего с милым Нуавелем-Хакилем? Вдруг он болен или, чего хуже, уже давно мёртв? И вот я, обеспокоенная любящая сестра, едва мне пришла эта мысль в голову, срываюсь с места, поднимаю на уши всю королевскую гвардию, несусь, сломя голову в мир людей. И что я вижу? Что мой брат жив-здоров и совсем не рад меня видеть.
Гвиннестри несколько столетий создавала свой образ простоватой и недалёкой бездельницы, которую не интересует ничего, кроме собственных ногтей и модных нарядов. Прикидываясь слабой и глупой, она часто добивалась своего в тех ситуациях, где другие бы потерпели унизительные поражения.
– Болен, говоришь? – Я щёлкнул пальцами и чашки исчезли, отправившись в раковину. – Скорее уж поверю, что ты решила, будто я тут занимаюсь какими-то секретными поручениями.
– Вот, значит, какого ты обо мне мнения? Я ведь могу и обидеться.
Она ухмыльнулась и развела руками.
– Ладно, допустим, ты прав и мысль о том, что с тобой что-то случилось, пришла мне в голову не первой. Может быть третьей. Или четвёртой. Но всё же пришла, так что не надо делать из меня бесчувственную… Как тут говорят… Скотину? Итак, чем ты здесь занимался девяносто с лишним лет?
– Сто восемьдесят семь по местному времени, если быть точным, – машинально поправил я. – В основном, изучал людей, пытался понять их образ мышления.
Лицо