«Да здравствует Великий Октябрь!», «Слава героическому советскому народу!», «Смерть немецким оккупантам!». Радио каждый день передавало добрые вести. На фашистов сыпались удары. Наша армия освобождала новые села, города. Я радовался: немцы никогда не будут у нас в Барде…
У памятника Ленину построили трибуну.
И вот праздник. Люди с утра собирались на площади. Приходили ударники – хлопкоробы, животноводы; конечно, одни женщины да старики… Среди них мелькали и бывшие фронтовики. Начался парад. Заиграл военный оркестр истребительного батальона, собранного из местных мобилизованных, но по здоровью не пригодных для фронта; они в лесах вылавливали дезертиров. Оркестр играл, а мы с учителем и мамой шагали по каменистой дороге и кричали: «Ура! Ура! Ура!»
По сравнению с прошлым годом положение улучшилось. Увеличили норму керосина. Раз в месяц стали выдавать по карточкам сахар, чай. Мы уже перестали обдирать кору айвы, которая служила нам заваркой.
Как я уже рассказывал, дорогой читатель, в школе мы получали паек хлеба. И вдобавок нас поили сладким чаем. И даже мыло выдали. Мама обрадовалась – устала стирать белье золой. А мы уже почти не пропускали занятий – наш учитель, командир Музафар, спрашивал по всей строгости, словно мы не школьники, а студенты института.
Но учились мы все на совесть, кроме Еккана и Эйюба. Они как хромали, так и остались хромать. Еккану вообще безразлична была учеба. Во время урока ему только палец покажи, и он сразу начинал хохотать. А Эйюб – нет, если кто пятерку получал, ему от зависти плохо становилось.
Наконец у нас появилась и учительница русского языка, совсем молоденькая, лет семнадцати-восемнадцати, Ольга Михайловна. Она была беженкой, раньше училась в техникуме. Очень уж была снисходительная.
– С начала войны городская больница превратилась в военный госпиталь. В палатах вместо двух-трех коек стояло свыше десяти. И городской клуб отдали под госпиталь. Каждый день из Евлаха прибывали машины с ранеными. Наш класс шефствовал над ними. С нами туда ходили беженцы из Сталинграда – Оля и Витя. Беженкой была и Сима – девочка с Северного Кавказа.
Начальник госпиталя всегда носила форму. На узких погонах – две большие звездочки. Когда мы заявились в первый раз, она очень обрадовалась.
– А мы вас давно ждали, ребята! – сказала она. – Надевайте халаты и расходитесь по палатам.
Завидев нас, раненые оживились, кто смог – уселся на кровати, вразнобой приветствовали нас.
– Добро пожаловать!
– Здравствуйте, дорогие!
Каждому хотелось перемолвиться с нами.
Пожилой солдат задержал меня, усадил к себе на койку, спросил:
– Как тебя зовут, сынок?
– Темир.
– Красивое имя. И у меня есть сыновья, – он стал загибать пальцы левой руки: – Коля, Алеша, Петр. – Потом разогнул их, показал мне и так долго смотрел, словно стояли перед ним его сыновья. Потом, опустив руку, сказал: – А меня зовут Фролом. Фрол я, понимаешь? Ты когда-нибудь слышал такое имя?
Я почему-то соврал.