тоже нравится.
∞ ∞ ∞
У Саймона с Троем какая-то непонятная игра под названием «Что ты пьёшь?».
Ральф не вникает, в чём весь сыр-бор, потому что несколько лет назад они всей группой прилежно гуляли по барам и трезвели только к выступлениям. Он так же не понимает, что за отношения у этих двоих, где Саймона очень веселит, как Гордон через раз инспектирует его напитки на наличие лишних градусов, а Саймон никогда не попадается. Выглядит это все как постыдная ломаная комедия с разной степенью накала страстей и острот, но в целом нездорово, никому не нравится, но никто не переключает.
У Троя бывают плохие дни, когда он забывает, что сет длиною в час – это марафон, а не стометровка. Когда он бесстрашно лезет обниматься в толпу, штурмует барабанную установку, разбивает коленки об сцену, задирает Майка и никогда, никогда не останавливается. Для таких дней у него в сетлисте чёрным по белому вписано твёрдой рукой Ральфа «Попей воды и выдохни». Но он никогда не читает, потому что помнит сетлист наизусть, а потом отлеживается в своем законном углу в гримерке дольше прежнего, приводит ряд искромётных доводов, почему он остается жить здесь, но вставать категорически отказывается.
Саймон садится рядом на корточки тормошит его по рёбрам, заставляя взвизгнуть, что-то говорит тихонько, до тех пор пока тот не сдаётся.
Ральф не понимает, что за отношения у этих двоих, но в плохой день Саймон единственный, кто способен выгрести Гордона из угла. Потом они медленно бредут в обнимку до самого выхода, а если Трой засыпает по пути на заднем сидении, Саймон тихо, но убедительно просит ехать медленно и кругами. В эти моменты все ненавидят Саймона, но никто не спорит.
В последние дни в перепалках Трой сдаётся быстрее обычного и расстраивается больше прежнего. Ральф грустно смотрит на склоненную голову, поникшие плечи, и не может понять, почему этот мудак с барабанными палочками с таким упоением подначивает друга, которого только что тащил на себе в охапку.
На самом деле Саймон и в половину не так много пьёт, как раньше, особенно в компании. Но Трой почему-то твёрдо убеждён, что он следующий на очереди в рехаб.
Иронично, что лицом в барной стойке при отеле Ральф находит отнюдь не Саймона. В кружке остывают остатки убойного коктейля с «народным средством», а под ухом на все лады жужжит и мигает телефон. В тот день он такой расстроенный и разбитый, что Ральф никому не говорит, тормошит его за плечи, вытряхивая из пьяной дрёмы, провожает до номера и ничего не спрашивает. Зато спрашивает сам Трой.
– Тебе же нравится выступать, правда? – Он подпирает стену плечом, пока Ральф возится с карточкой от двери.
– Нравится, конечно, – легко отзывается он.
– Хорошо. А то я со всем этим балаганом в одного не справлюсь.
– Ты и не один, – ворчит Ральф, распахивая перед ним дверь.
Трой как всегда лезет обниматься под градусом, отчаянно, безудержно и бесконечно долго; заверяет, что безумно, безумно счастлив это слышать, но счастливым совсем не выглядит. Трой в последнее время похож на барахлящее ламповое радио, которое и поёт