горла вывезти масштабный фест.
– Ой ли? – живо отзывается он, и Ральф понимает, что вот он себя и закопал, вот и «вызов принят!». Он так же понимает, что спор на повышенных последнее, что нужно голосовым связкам их упрямого солиста, и уже не помнит, всегда ли была эта глубокая хрипотца в его голосе, или им реально пиздец.
Трой откидывается на спинку, скрещивая руки на груди.
– Что ты от меня конкретно хочешь, Ральф? – и это его «ральф» хуже пощёчины. – Чтобы я позвонил Мэтту за считанные дни до феста и сказал «Извини, чувак, мы передумали»?
– То же самое случилось с Каретами. У них вон хватило мудрости подстраховаться и свалить.
– Потому что они такие профессионалы?
Ральф закатывает глаза, едва сдерживая рык. Беда в том, что они все устали, и у него с трудом хватает нервов держать оборону.
– Кареты всё время сваливают, – фыркает Трой. – Вот такие профики, что все чисто-гладко, блядь, не дай бог попятнать репутацию одной фальшивой ноточкой. Это грёбаный рок-фест, Ральф, не хор церковных мальчиков, там половина трезвыми на сцену вообще не выходят и лажают, Ральф, все лажают, чем мы хуже или лучше?
– Но выходить на сцену вполсилы – тоже не дело.
– Вполсилы? – Трой склоняет голову набок и звучит опасно. – Когда это я выходил на сцену вполсилы?
– Я не то имел ввиду, – перебивает он резко. – Кареты – топ, это тот уровень, которого от нас ждут!
– Это тот уровень, который ты от меня ждёшь! – поправляет Трой громче, чем следует.
– Я же за тебя переживаю, – обижается Ральф. – Ты больше всех загоняться будешь, если что-то пойдёт не так. Нам не нужен этот фест, тебе надо домой и к врачу.
– Нужен! – не соглашается Трой.
– Это не последний фест в жизни, что ты к нему так прицепился?
– Потому что это весело! Это мой Диснейлэнд, Ральф, ну блядь! Я хочу что-нибудь большое и весёлое!
Ральф понимает, что чего бы он ни говорил, все его веские аргументы разбиваются о железное непосредственное «хочу!», и они всё равно поедут, потому что он уже всё решил, и потому что это всё тот же Трой – инфантильный избалованный эгоист, который годы назад вломился в его группу, как к себе домой. И Ральф не может спорить с ним, потому что это всё тот же Трой – бессонный худенький мальчишка с нервной царапиной от кольца на лбу, который предложил поменять название на «что-нибудь на А», а Ральф ведь не каменный.
– Awakers, – говорит Трой, показывая лого с бесконечностью на салфетке.
Ральф понимает, что обратно свою группу он не получит никогда.
Ему и не обидно уже, и не завидно, но сказать больше нечего. Какое-то время они просто сидят молча и остывают, как напитки в забытых кружках.
– Зачем мы спорим? Это бессмысленный спор, – беспомощно заключает Ральф в итоге. – Всё равно ты меня не слышишь.
– Я отлично тебя слышу и вижу, но я не согласен – это две большие разницы.
– Ты всегда со мной не согласен.
– Ты тоже. Но потом выясняется, что гольф с сырными шариками – весело, – разводит руками Трой, такой нарочито беспечный, дерзкий и едва