волос с розовыми лентами.
Милана нашла в хаосе комода серебряное кольцо с маленьким камушком и надела. Она стояла с несколько секунд и потирала кольцо – думала, вспоминала. Но всё многообразие весёлых и светлых воспоминаний раздирало сердце как голодный хищник добычу. Милана вздохнула и сняла кольцо – прошла к столу и положила его на пыльный ноутбук.
Встав слева у стола, Милана взяла первый попавшийся продолговатый предмет, которым оказался красный маркер и зачеркнула все пункты «To do list», кроме последнего. Закусив губу, Милана медлила – в глазах трепыхались: сомнения и огоньки страха. Она взглянула на верхний правый угол пробковой доски, где была фотография с широкими улыбками – и осколки души всколыхнулись, звеня невыносимой болью. Милана зачеркнула последний пункт, надела очки-сердечки, пшыкнула на себя духами, которые когда-то подарила Анна, вынула из дневника на кровати конверт и положила его на ноутбук, рядом с кольцом. И взяв телефон и наушники, она вышла из комнаты.
Проверив плиту на кухне, утюг в гостиной, Милана вернулась в коридор и надела белые босоножки с лёгкой подошвой как у кроссовок; вставила наушники в уши, нашла свой плейлист «Lana Del Rey избранное» и нажала случайный порядок.
В наушниках заиграла песня «Summertime Sadness».
До того, как закончился тихий проигрыш и прозвучали слова: «Kiss me hard before you go. Summertime sadness…» – Милана вышла в прохладный подъезд, в котором пахло хлоркой.
Заперев дверь на два оборота, Милана спустилась с третьего этажа на первый и сунула ключи в щель их почтового ящика – помедлила, но разжала пальцы – и они с шумом опустились на донышко.
Вдох, выдох. Милана нажала кнопку домофона и вышла наружу – в розово-солнечное утро.
Милана вышла из первого подъезда пятиэтажного дома: бледно-сиреневый, довольно старый, но в хорошем состоянии.
– О, – раздался справа голос пожилой соседки. – Милана. Ты бы слышала, что твоя сестра мне сегодня сказала! Как у неё только язык повернулся…
Милана не взглянула на соседку – крыльцо, две ступеньки и поворот направо. А в окне возмутилась соседка:
– Ах, ты ж посмотри! Какова старшая сестра, такая и младшая! – И она фыркнула возмущением и негодованием такой вопиющей нахальности и неуважения этой семейки из двух человек.
Если бы Милана действительно её слышала, а не сквозь песню как посторонний шум улицы, где голоса не имеют слов, а слова не имеют смысла – то Милана бы не молчала; а про себя бы подумала, что нет – они с сестрой разные, и очень.
Милана шла вдоль своего дома. Во дворе и на подъездных лавках сидели знакомые и не знакомые лица – несколько удивлённых, несколько сочувствующих, и пара шепотков и толчков локтем друг в друга. Но для Миланы все лица были безликими – будто водой размыли акварель; и она шла к месту X в объятиях «Summertime Sadness».
После дома и шумного двора с детьми – дорожка, пешеходный переход, где не было ни одной машины и Милана вышла на аллею, которая вытянулась широкой линией. Прямоугольные кирпичики светлой плитки, по бокам скамьи с урнами, а за ними газон с одинаковыми