испытывая боль, что причинили другим, в стократном размере. И пусть поступки эти совершали они сами, именно мы, демоны, частенько толкали их на это, тихо и вкрадчиво нашёптывая в их мыслях: «Убей, ты имеешь право. Возьми, пока никто не увидит. Это не предательство, а сложившиеся обстоятельства». Я виноват в этом не меньше, ведь именно энергией этих душ я питался, и в моих интересах было пополнять их ряды, ломая жизни смертных, словно карточные домики. И это доставляло мне немалое удовольствие…
Я всё больше думал о том, что совершил, и всё яснее понимал, сколько зла я причинил, и как больно было тем, кто пострадал от моих рук. Нет, не так. Больно почему-то становилось мне. Я знал, что именно я несу ответственность за содеянное, и каждый горестный стон, что всплывал в моей памяти, с неведомой прежде силой сдавливал мне грудь. Неизвестно откуда во мне поселилось чувство вины. За чужие страдания. За своё прошлое. За зло. Да, я был злом. И это осознание пилило меня сильнее и сильнее. Кажется, у смертных это чувство называется совесть. Я всегда думал, что совесть – это оправдание светлых, не более. Оказалось, что нет. Она настигла и меня, демона, она мешала хладнокровно мыслить и будоражила мой покой. Мне казалось, я схожу с ума. Всепоглощающее чувство вины не давало мне спать, а сожаление о прошлом каменной рукой стискивало сердце, заставляя меня сутками напролёт метаться по клетке, словно это могло чем-то помочь. Мне хотелось хоть что-то сделать, изменить, исправить… Настал миг, когда я искренне пожелал искупить свои поступки. Странно, да? Мои сородичи сейчас посмеялись бы надо мной… Но как бы то ни было, мне нечем искупать грехи. Моя смерть невозможна, да и не будет она достойной платой. Она не вернёт погибших, не освободит пленённые души, не исцелит нанесённые раны. Ах, если бы я мог возвратиться в прошлое и всё исправить!.. Но это неосуществимо. А сидя здесь, я и вовсе бессилен что-либо сделать. Нет ничего ужаснее осознания собственной ничтожности, Акрилика. Когда ты понимаешь, что всех твоих сил не хватит исправить и сотую долю совершённых тобой преступлений… Я понял, что обречён на вечное заточение наедине со своими муками. И сбежать из этой клетки вины ещё нереальнее, чем из той, в которой заперто теперь моё тело. Выхода нет. Отныне мой удел лишь безнадёжность и тоска, нескончаемое сожаление и невозможность прощения…
Хайрэс замолчал. Акрилика сидела, не шевелясь, и тоже не решалась нарушить воцарившуюся тишину. С одной стороны, её пугало то, что он рассказал. Пугал сам факт того, что в голове её звучит голос существа, от одной мысли о деяниях которого бросает в дрожь. Вот сейчас, в эту самую минуту, с ней говорит тот, чьи руки пролили реки крови и искалечили сотни жизней. Тот, на чьей совести множество попавших во Тьму душ и десятки отбитых у Света артефактов. Тот, кто был главной надеждой демонов в планах по предстоящему штурму Рая, и кого обезвредили незадолго до их реализации. Тот, в чьём сердце нет ничего, кроме