и сама любить не умела.
Вышла замуж. Сына родила. Не сюсюкала, растила, как надо, человеком. Муж в 40 лет ушёл к молодой. Вычеркнула его из жизни. Ушёл, значит, предал. Сын принял сторону отца, в 16 лет ушёл в новую семью. Вычеркнула и сына.
Жила работой – главный бухгалтер на большом предприятии. Все её боялись и за строгость не любили. Ни с кем не было отношений дружеских. Никого к себе не подпускала.
Ушла на пенсию. Сидела дома. Не шиковала, но и не бедствовала – привыкла довольствоваться малым.
Сын появился в гостях через 16 лет. Впервые. Сказал, что украли паспорт, нужно свидетельство о рождении. Был к тому времени женат. Но без детей, потому что, когда спросила, есть ли у неё внуки, тот ответил отрицательно. Сказал, что отца похоронил. Даже не спросила, когда и как это произошло, потому что просчитала его кончину карой за предательство. Спросила у единственного родного человека, приедет ли он похоронить её. Подумал и сказал: «Да». Попросила забить в телефон номер, мол, случится – сообщат.
Так всё в точности и вышло.
Больше ничего о Софье Андреевне я не могла вспомнить, как ни старалась. Но ведь зачем-то и моё имя она в телефонной книжке сохранила. Может, чтоб я потом могла рассказать кому-то про её никчёмную жизнь? Ну, вам, например? Чтоб знали, что надо дорожить близкими, не рубить с плеча, жить с миром в ладу, а не в мире одиночества.
Я задула свечу. Стеариновые слёзы толстой коркой покрыли горох. Интересно, а сын? Упадёт ли хоть одна слеза из его глаз? Будет ли он скорбеть по матери, которая дала ему жизнь, но не стала близкой и родной при этом?
Ответа нет. На душе тяжело.
Я выбросила в помойное ведро импровизированный подсвечник и набрала знакомый номер:
– Мамочка. Привет. Ты как? У меня всё хорошо.
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
Налитый кровью глаз луны, выпавший из глазницы неба, барахтался в сетке нитяных штор.
Одноглазая ночь сверлила меня мутным зрачком, словно хотела заглянуть в душу.
«Нет! Изыди! Не смотри на меня так!» – препиралась я мысленно с красной луной. И отвернулась к стенке.
В голове пусто, как и в желудке.
И вдруг такая же одинокая, как луна, мысль вонзилась в висок и стала проворачиваться штопором. Против часовой стрелки, против моего желания, против всего святого.
Это был вечный вопрос, который задавал себе и Гамлет, принц датский: «Быть или не быть?» Для того, чтобы быть, надо приложить усилия. Если выбрать «не быть», можно оставить всё как есть.
Как – есть? Зачем я произнесла это вслух?
Тараканы, кишащие в моей черепной коробке, как комары к вечеру в погожий летний день, сразу зазвенели-запели: «Встань и иди! Иди! Иди!» При этом они мерзко хихикали и потирали лапки в предвкушении моего грехопадения.
Им робко пытались противостоять бабочки. Те, что недавно вывелись в моём животе. Раньше там жили личинки.