отличие от руководства НКВД, Сталин был терпелив. По своему обыкновению молчал, вынуждая подчинённых строить самые страшные догадки. Знал, люди переживают, нервничают, мучаются… И все равно молчал, испытывая при этом особое наслаждение. Знал: его окружению хорошо известно, что терпение небеспредельно.
Андрейченко всё это учитывал, прекрасно понимая при этом всю сложность своего положения. Но и спешить, как бы ему самому ни хотелось, не решался. В Норвегии подтвердились подозрения: за ним тянется «хвост», и не только ищеек ОУН. Пришёл к выводу, что и немцы проявляют к нему интерес.
Украинским сообщникам нацисты доверяли не во всём. По многим причинам. Это знали, видели и чувствовали все без исключения оуновцы. Немцев, максимально использовавших их, что-то настораживало, а многое раздражало. Стоило кому-либо из украинских националистов выйти из повиновения, соответствующие службы нацистов немедленно расправлялись с ним, не стесняясь в средствах. Абверу то и дело приходилось указывать своим «партнёрам» их истинное место, а тот, кто не понимал этого, плохо кончал. Исчезали оуновцы довольно часто, словно сквозь землю проваливались. Можно было лишь догадываться об их судьбе. Нацисты не церемонились. Иногда проштрафившийся оуновец погибал в автомобильной катастрофе.
Андрейченко всячески старался не попасть под колпак гитлеровских спецслужб, что было непросто и, естественно, сопряжено с опасностью навлечь на себя подозрения. Приходилось лавировать и строго придерживаться взятой за правило манеры поведения: «Ничего не делаю без ведома непосредственного руководителя подполья». Об этом должны были знать все оуновцы, с которыми он общался. При любых условиях – раз и навсегда!
Удачно сложились отношения Андрейченко с двумя влиятельными в ОУН людьми, состоявшими на платной службе в абвере, членами Центрального провода Габрусевичем и Кордюком. У Кордюка он частенько бывал дома, они вместе ходили на собрания, молебны, иной раз выезжали за город на полигон, где молодые оуновцы обучались военно-террористическому делу.
Не без пользы для себя Андрейченко узнал, что инструкторы на полигоне абверовцы-хорваты, окончившие специализированную школу в Венгрии в небезызвестном поместье Янка-Пуста, располагавшемся вблизи границы с Югославией.
С Владимиром Кордюком Андрейченко часто посещал оперу. Тот разбирался в классической музыке, особенно любил Вагнера. Однако музыка действовала на Кордюка странным образом: он замыкался, мрачнел, старался потом напиться, хотя пьяницей не был. В эти минуты в нём просыпалась тоска по родным местам, памятным с детства, он сетовал на бездеятельность организации, подолгу говорил о разочаровании, которое испытывает особенно сильно в последнее время. Жаловался и на обстановку внутри Провода, ругал руководителей, с иронией говорил, что больше приходится воевать со своими, оуновцами, нежели с большевиками. При этом без обиняков называл имена отдельных руководителей ОУН, которые, по его твёрдому убеждению, служат