он ожидает симметрии, смело пренебрегает исключительными случаями и охотно выходит за все пределы в своем вечном крике «Почему и для чего». У разных людей он варьируется между страстью к обнаружению сходства и намеренной остротой к каждому оттенку непохожести. Но, несмотря на эти предостережения курицы, гадкий утенок Разум будет выходить за рамки дозволенного: он не знает непреодолимых ограничений. Он может быть виновен в том, что Бэкон называет предвосхищением – индукцией на основе недостаточных доказательств, или же он может подчинить себя обязанности интерпретировать природу с помощью надлежащих методов: в любом случае это акт ассоциации, синтеза, объединения. Ибо Nous – это арка, и он знает, что это так: он не поддастся ни на крик, ни на простой упрек: ему тоже нельзя приказывать, если только сначала не подчиниться ему: и Бэкон, должным образом обюрократив предоставленный самому себе разум, вынужден отпустить его собирать виноград, пока он еще не совсем созрел, и потакать ему в прерогативе инстанций. Как не устают повторять мистер Герберт Спенсер и многие другие: Мы мыслим отношениями. Это действительно форма всех мыслей: и если есть другие формы, то они должны быть производными от этой44. Раньше человека определяли как мыслящее или рациональное животное: это значит, что человек – животное связующее и дающее отношения; и отсюда аристотелевское определение, делающее его политическим животным, является лишь следствием, наиболее применимым в области этики. Здесь находится конечная точка, из которой естественное сознание, а также энергия науки, искусства и религии в равной степени начинают выполнять свои особые миссии.
В обычной жизни мы не придаем особого значения этому механизму познания. Мы склонны упускать из виду сам факт синтеза, как будто он не требует дальнейшего изучения или внимания, и рассматриваем связанные вещи исключительно как заслуживающие внимания. Интерес сосредоточен на объекте, на материи: формальный элемент – соединительная ткань – является лишь инструментом, не имеющим никакого значения, за исключением той цели, которую он нам помогает достичь. Мы используем общие и полу объяснимые термины, такие как развитие, эволюция, преемственность, как мостики от одной вещи к другой, не придавая никакого значения средствам передвижения самих по себе. Какая-то одна вещь является продуктом чего-то другого: мы позволяем термину «продукт» ускользнуть из предложения как несущественному: а затем читаем утверждение так, чтобы объяснить одну вещь, превратив ее в другую. Вещи, согласно этому мнению, важны все: остальное – просто слова. Эти отношения между вещами не подлежат дальнейшему исследованию или определению: они все sui generis, или особенные: и даже если логик в своем анализе умозаключений сочтет целесообразным иметь с ними дело, он будет удовлетворен, если сможет классифицировать их каким-то приблизительным образом, как основу для своего подразделения предложений.