опять сонный, медленный, хватающий за сердце голос казака.
А я козак добрый
Та-й не волочуся,
Де дивчину чую —
Там ночку ночую,
А де молодички,
Там я и дви нички…
Широкое лицо Императрицы расплылось в лукавую улыбку, в больших голубых глазах заблистал искрами-огнями весёлый смех.
– Ваше Величество, что он такое поёт? О чём он?
– Глупости, Катиша, мужские глупости, тебе рано это знать, – по-французски ответила Государыня и стала слушать хор.
Хор пел.
Покиль не женився,
Потиль не журився…
В Гадяче, в громадных шатрах, ярко освещённых свечами в походных ставцах, вечернее кушанье кушали. Стол был установлен подковой. Императрица и её свита сидели на лавках, покрытых коврами и шёлковыми подушками. В изгибе подковы поместились песельники и музыканты. Старшинские жёны танцевали с молодыми хорунжими казацкие танцы.
Из Гадяча проехали в Киев, где были торжественно встречены лаврским духовенством и ряжеными семинаристами.
В Киеве Екатерину Алексеевну водили по пещерам святых угодников, показывали подземные храмы, кельи, где монахи годами жили, не видя Божьего света, как в могиле. Екатерина Алексеевна видела гробы, простые деревянные налои с тяжёлыми книгами в кожаных переплётах, закопчённые свечами стены и ощущала томительную тишину подземелья, запах ладана и тления. Странница, женщина лет сорока, вся в чёрном, провожала Великую Княжну и рассказывала, как она неделями жила в пещерах:
– Пойду, матушка, Ваше сиятельное Высочество, помолюсь у одного Божия угодника, лампадку затеплю, Евангелие почитаю, просвирку пожую, перейду к другому, и там опять так же… И так-то мне дивно всё, так хорошо, будто и я с ними в могилке.
Сентябрь прожили в Козельце, у Разумовского, в его новом доме. По большой государыниной свите дом оказался очень тесным. Екатерине Алексеевне пришлось спать в одной комнате с матерью, а их статс-дамы и фрейлины спали рядом в прихожей вповалку на полу, где им на ночь стелили походные матрацы.
Государыня выезжала верхом в отъезжее поле на несколько дней с Разумовским и казаками на охоту с борзыми собаками. Екатерина Алексеевна со своим двором приезжала на указанное место в телегах и смотрела лихую скачку тёти. Она слышала крики доезжачих, игру рогов и, увлекаясь, становилась на дно телеги и с волнением следила за травлей.
Охоты перемежались торжественными обедами и балами в поместьях генеральных старшин. За вечерним кушаньем Екатерина Алексеевна сидела рядом с Великим Князем и во время тостов, когда из старинных серебряных кубков пили густое, тёмное, душистое венгерское вино, она говорила жениху по-русски с милою неправильностью языка:
– Дай Бог, чтобы скорее сделалось то, чего ми желяем.
В октябре вернулись в Москву.
Если после паломничества в Троице-Сергиеву лавру лютеранка София-Фредерика почувствовала себя православной, то теперь, после трёх месяцев кочевья среди южнорусской