rel="nofollow" href="#n_24" type="note">[24] державшие в поводу лошадей.
Камер-юнкера с волосами, убранными «по гашпанскому манеру без кошельков и кос», садились и отъезжали от дворца. На монументальном коне проехал шталмейстер Её Величества, и сейчас же за ним показались пешие арапы в красных, расшитых золотым позументом кафтанах. Они вели под уздцы прекрасных «изабелловых», серебристо белых, с розовыми губами и веками лошадей, в золотой сбруе. Восьмерик попарно цугом подкатил большую хрустальную карету. У её подножки появился Великий Князь Пётр Фёдорович в преображенском мундире.
– Ваше Императорское Высочество, пожалуйте! – Гофмейстерина подала руку Екатерине Алексеевне.
Опустив голову и стараясь ни на кого не глядеть, Екатерина Алексеевна спустилась на крыльцо и стала садиться к Государыне. Они заняли задние места, перед ними сели Великий Князь и Разумовский.
Карета тронулась, но сейчас же остановилась. Весь кортеж стоял. Должно быть, у собора выходили те, кто уже достиг его. Золотые постромки натянулись, карета качнулась и проехала несколько шагов.
Шествие очень медленно продвигалось к собору.
Оглушительно барабаны били, флейты свистали, гобои и валторны играли «встречу». Неподвижный лес ружей скрывал лица солдат.
Великий Князь паясничал, высовываясь из окна, порывисто оборачивался к невесте и называл стоявшие «в шпалерах» полки.
– Преображенцы… Семёновцы… Ваше Величество, – оборачивался он вдруг к Государыне, – у майора Измайловского полка не по форме сделаны букли и шарф небрежно завязан… Ваше Величество, умоляю взыскать!
– Поди ты! О том ли ныне думать!
– Ваше Величество, в напольном Архангелогородском полку знамя поздно уклонили. То же и в Ладожском пехотном.
По набережной, вдоль адмиралтейских, крепостных верков, по Луговой и по Невской перспективе до самого Казанского собора стояли шпалеры полков.
Кирасиры Его Высочества длинной белой лентой тянулись от Мойки.
– Ваше Высочество, извольте взглянуть – это мои кирасиры. Каков порядок!..
Литавры глухо и будто дремотно били, резво трубили трубачи, а по верху плыл, нёсся, гудел, колыхался торжественный церковный перезвон. В пёстрой народной толпе, стоящей за шпалерами войск, то и дело вспыхивало «ура!». По другую сторону, где не было шпалер, конные драгуны сдерживали толпу у панелей вдоль бульвара. Оттуда доносились восторженные восклицания:
– Невеста-то краля какая! А сказывали, что немка. А нисколько не похожа даже на то.
– Корона на ней блестит, что звезда в небе.
– А жених!.. Ну и урод!..
– Жалко милую.
– Дети… Совсем дети… Куда им!.. Поди, и несмышлёны в оном.
– Наука-то небольшая!
– А всё уменья требовает.
– Наша-то, петровская… Ай, хороша!.. Ура!..
Пошло, покатилось притихшее было «ура».
Жители Петербурга, Сарского, Петергофа, Ораниенбаума, всех окрестных сёл и поместий были