нового строительства? Что ныне искусство архитектуры для огромных масс людей? Сколько я ни гулял по округе, мне на глаза никогда не попадался человек, занятый таким простым, естесственным и высоким делом, как возведение своего гнезда. Мы незаметно измельчали и стали корпускулами общественного целого. Не тольтко портному выпало составить девятую часть человеческой сути, но и торговцу, проповеднику, фермеру. К чему приводит постоянное деление функций и это непрестанное разделение труда? В чём его суть, какова его цель и предназначение? Можно представить, что настанут времена, когда кто-то или что-то начнёт даже думать за меня, но я почти с ужасом думаю об этом, что дело зайдёт столь далеко, что мне будет отказано думать самому! Наша мыслительная деятельность представляет между прочим самостоятельную ценность, может быть, одну из высочайших жизненных ценностей мира. Я признаю, что рядом с нами снуют так называемые «архитекторы», и я был наслышан об одном, которому пришло в голову подобно величайшему откровению выдвинуть мысль, что архитектурные прибамбасы должны появляться, исходя из некоего смысла, и их необходимость и создаёт их красоту в глазах человека. Эта философическая самоуверенность, возможно, и хороша по его мнению, но едва ли по сути лучше обычного современного дилетантизма. Этот сентиментальный новатор архитектурного искусства начинал свою карьеру с карниза, напрочь забыв про фундамент. Он был более всего озабочен лишь тем, чтобы вложить в свои украшения какой-то смысл, подобно тому, как в конфету влагают миндальный орех или тминное зерно, – хотя я уверен, что миндаль гораздо вкуснее и целительнее без сахара, – вместо того, чтобы научиться гармонично строить внутри и снаружи, зная, что при таком подходе украшения приложатся сами. Я не верю, то хоть кто-то обладающий разумом может всерьёз полагать, что украшения – это что-то привносное, внешнее и потому поверхностное, что черепахе вверен её пятнистый панцирь, а устрице-перламутровые переливы внутренностей раковины благодаря такому же договору с подрядчиком, как жителям Бродвея – их церковь Троицы? Однако, не будем тешить себя иллюзиями, человек столь же слабо властен над архитектурным стилем своего жилища, как черепаха над возведением своего панциря, в конце концов солдату ни к чему расписывать свойстяг всеми красками своей славы. Противник и без него прекрасно знает истинное положение вещей! В минуту страха солдат может дрогнуть. Я мог бы изобразить это так, что этот архитектор опирается на свой карниз
и вкрадчивым шёпотом вещает свою полуправду замшелым жильцам,
которые между тем осведомлены о ней лучше, чем он. Любые архитектурные формы и их красота, какая попадается мне на глаза, выростала медленно и неуклонно изнутри процессов жизни, из потребностей и духа обитателей сообщества, ибо только они и являются истинными строителями, возростала из некоего бессознательного
инстинкта честности и благородства, даже не думающего помышлять