уже однажды – он налетел на пули,
яростный, бесшабашный, явный – мертвец в отгуле!
К новым властям, пожалуй, не перенес притирки.
Грузят товар лежалый для биржевой Бутырки…
Северный ветер сучий бьет по последним листьям!
Ты же с тебе присущей благостью – помолись там…
Четвертый комментарий
Как много красоты в заброшенной аллее,
и снежные цветы, и вьюжные лилеи,
молочные стога, вся в белых перья липа:
глубокие снега, любимые до всхлипа…
И негу, как нугу, тянуть. Как конь телегу,
сквозь мир тащить тугу: свою тоску по снегу.
Мочалить бечеву страданий до момента,
когда влетишь в Москву – из захолустья Кента.
Во все концы видна (и Гоголю из Рима)
страна, как купина, стоит – неопалима.
В заиндевевший дом войдешь (следы погрома),
любовию ведом (как Пушкин из Арзрума).
Смирись и не базарь: живешь, не в гроб положен,
хоть и один, как царь (и как в Крыму – Волошин).
Количество пропаж спиши на Божью милость.
Вокруг иной пейзаж – все видоизменилось:
от Спаса-на-крови и до владельцев новых
на Спасско-Лутови-новых лугах медовых.
Письмо Варвары Джону
От рассвета до ранней крещенской тьмы
кто расставит силок, кто подставит ботинок…
«Никогда не путешествуйте с неверующими людьми», —
сказал мне однажды смиренный инок.
Замосковье в глубоких лежит снегах,
утопает в сугробах аглаин терем,
мы не можем с нею найти никак
общий язык, хоть и мягко стелем.
Молчит ли, честит ли весь мир до утра,
проглянет ли нежности рваная кромка,
но втягивает в себя, как черная дыра,
пустая космическая воронка.
Боюсь, что детали весьма далеки
от оксфордских малобюджетных дискуссий…
Компьютер изъяли, пишу от руки.
Где ложь и где правда судить не берусь и
съезжаю в гостиницу завтра – дела:
в Москве все бегут (на пожар ли, оттуда ль).
Не знаю, насколько я ей помогла…
Целую. До встречи,
мой аглицкий сударь.
P.S.
А сны под утро – скользкая стезя:
ты снился так, что вслух сказать нельзя!
Письмо Аглаи Варваре
(январь 2001 года)
Поглажу котенку пушистую шерсть,
он прильнет ко мне – без опаски:
тридцать шесть и шесть —
температура ласки!
Это приют от дурных вестей,
если ласкать умеем…
Что же мы варим смолу страстей,
огонь под котлом лелеем?!
Зачем я все это пишу вдогон,
все выше стремлю стропила?
Ты так утишала свой пастырский тон!
(Но в сердце своем – осудила).
Оставила в спальне свою Псалтирь,
значит вернешься для
того