Мириам Тэйвз

Все мои ничтожные печали


Скачать книгу

увидела магазин постельных принадлежностей, в витрине которого светилась вывеска о распродаже, и заехала на стоянку. Десять минут я разглядывала подушки: набитые пухом, набитые синтетическим волокном, всякие разные. Я снимала их с полок, тискала в руках, прикладывала к стене и пыталась пристроиться на них головой, оценить их на ощупь. Продавщица сказала, что их можно проверить на тестовой кровати. Она накрыла подушку защитным чехлом, и я на минуточку прилегла. Продавщица сказала, что я могу проверять все подушки, какие хочу, – основательно и спокойно. Она подойдет ко мне позже. Я поблагодарила ее и закрыла глаза. И мгновенно уснула. Когда я проснулась, продавщица стояла рядом и улыбалась, и мне на миг вспомнились детство и сопровождавший его безмятежный покой.

      Я купила для Эльфи атласную фиолетовую подушку размером со скатанный спальный мешок с вышитыми на ней серебряными стрекозами. Снова села в мамину машину и поехала в автокафе у гостиницы «Грант-Парк», где продавали отличное пиво. Я взяла сразу ящик на двадцать четыре бутылки. Потом я заехала в супермаркет и купила пачку сигарет, экстралегких «Плейерс». Когда есть возможность купить что-то экстра, я всегда покупаю. Увидев на кассе шоколадный батончик «О Генри!» экстрабольшого размера, я взяла и его тоже. Потом вернулась домой, в мамину квартиру с окнами, выходящими на реку Ассинибойн. Уже наступила пора весеннего ледохода, лед на реке начал таять и ломаться, огромные стылые глыбины бились друг о друга, наползали одна на другую, издавая ужасный скрежет и треск, когда течение тащило их вниз. В этот город весна приходит с боем.

      Я стояла на мамином балконе, прижимая к себе фиолетовую подушку с серебряными стрекозами, дрожала от холода, пила пиво, курила, размышляла, пыталась взломать тайный код Эльфи, расшифровать смысл жизни, в частности – ее жизни, Вселенной, времени и бытия. Я бродила по комнатам и разглядывала мамины вещи. Долго смотрела на папину фотографию. Этот снимок был сделан за два месяца до его смерти. В парке, где проходил матч Малой бейсбольной лиги. Уилл играл, папа пришел за него поболеть. На снимке папа в очках. Сидит, сложив руки на груди, и улыбается. Выглядит совершенно расслабленным и счастливым. Еще была фотография мамы с новорожденной Норой на руках. Фотография, где они пристально смотрят друг другу в глаза, словно телепатически делятся важными тайнами. На холодильнике висел снимок Эльфи за роялем на концерте в Милане. На ней – длинное черное платье, снизу подколотое булавками. Ее острые лопатки выпирают под тканью. Волосы отливают глянцевым блеском. Она склонилась над клавишами, и ее волосы рассыпались по плечам. Иногда, когда Эльфи играет, она привстает, так что ее ягодицы отрываются от сиденья. После того концерта она позвонила мне из отеля, и плакала в трубку, и говорила, что ей очень холодно и одиноко. Ты же в Италии, сказала я. Это твое любимое место в мире. Она ответила, что носит свое одиночество внутри, как набитый камнями мешок, который она таскает из дома в дом, из города в город.

      Я позвонила маме на мобильный, но она не взяла трубку.

      На столе в столовой лежала записка. Мама просила вернуть диски