Записки молодого специалиста. Марк Казарновский

колец с разного рода камнями, дорогой одежды. Словом, еврейский рай, который чем-то очень похож на Рижское взморье. Только нет сосен.

      Я иду по деревянной дорожке – променад, – которая тянется вдоль побережья на многие километры. В шезлонгах лежат в основном дамы. В основном худые. Пожилых – множество. На них – жемчуг, браслеты и цепочки из желтого металла. Правда, нет лифчиков.

      Я, по советской старинке, считаю, что это уж точно направлено против меня, чтобы соблазнить и выкрасть из штанов, например, советский паспорт. Но неожиданно мне представляются совершенно другие картины.

      Мне вдруг видятся посредине этого «праздника жизни» тундра и лесотундра, зима, среднее течение реки Поронай, что на Сахалине, и моя вторая экспедиция. Все мне, конечно, было внове и все очень интересно. В то время у меня было немало недостатков, и к ним следует добавить еще один существенный – отсутствие всякого жизненного опыта. Увы, я чувствовал это долгие и долгие годы.

      И вот мы получаем от начальника задание: исследовать озера в районе среднего течения реки Поронай (а их там сотни) на предмет возможности добычи пресноводной рыбы для улучшения и разнообразия стола советского трудящегося. Так эту задачу сформулировал обком КПСС Сахалинской области. А так как летом никакого доступа к озерам не было совершенно, то обком справедливо решил этот промысел развивать зимой, забросив на оленях к озерам бригады рыбаков, снасть и жилье, то есть палатки.

      К этому времени, к 1957 году, магазины Сахалина ломились от трески и камбалы, наваги и корюшки, красной икры, крабов, гребешков, лососей и прочих прекрасных морепродуктов. Поэтому решение Сахалинского обкома партии о разнообразии рыбного стола советского труженика путем вылова пресноводной рыбешки из тундровых озер, конечно, было «своевременным и правильным». Тем более что было это в развитие решения ЦК КПСС об увеличении добычи рыбы во внутренних водоемах. Вот мы и оказались в оленесовхозе в среднем течении реки Поронай. Мы – это Витя Никаноров, он был старшим, географ, спокойный мужчина, всегда с лукавой усмешкой: мол, я про тебя что-то знаю, да не скажу. Я был ихтиологом и гидрохимиком – собственно, выполнял ключевую роль в экспедиции, и был этим доволен. Для важности к нам был приписан сотрудник СахТИНРО, мужчина лет пятидесяти, что тогда мне казалось глубоким старческим возрастом. Он был тих, молчалив, все чему-то вздыхал и на всю суету с экспедицией смотрел совершенно равнодушно. Прозвали мы его сразу «наука». Еще у нас был проводник Иван – нивх, мой проводник на озере Сладком и главное лицо, так как без него и идти было некуда, и исследовать было нечего. Два рабочих из оленесовхоза – долбить лунки – одного звали Николай, другого Прохор. Николай был пожилой молчаливый человек. Он все время курил махорку, делая чудовищные «козьи ножки», и одет был почему-то в шинель. Она была прожжена во многих местах, а на мой вопрос, мол, в телогрейке удобнее, он равнодушно ответил: «Да она у меня с войны». Прохор же только пришел с армейской службы, был весел, всем доволен и говорил только об одном – надо жениться.