убил, узнав, что я заложил в них коробки спичек и, на всякий случай, махорки. В пачках армейских она быстро отсыревает.
«Дуглас» взял курс на Оху. Подлетая, все почему-то волновались, смотрели в иллюминатор. Все очень просто. Часто Оху закрывает плотный туман. Я сам видел – молоко, даже гуще, сливки накатываются с моря – и все замирает. Конечно, самолет не сядет. В общем, не дай Бог.
Бог дал, ведь моя «экспедиция» задалась. Тумана не было, «Дуглас» пробежал, сколько нужно. А в громкоговоритель уже какая-то женщина взывала:
– Кто на Рыбновск, быстро к «кукурузе», он уже добро получил. Торопитесь, темнеет вскорости.
«Кукуруза» оказался старым, добрым «кукурузником» еще времен войны. Летел я один, сидел с пилотом, и сердце замирало. Самолет летел низко, видны были такие озера, дали, красоты – умри сразу. Я не умирал и улыбку пилота видел. Перед посадкой он попросил:
– Я щас пойду на бреющем, а ты погляди полянку. Не дай Бог, пенек прозеваем.
Я глядел, никакого пенька не видел, да сели мы хорошо. Пилота сразу забрали двое мужиков, еще кто-то стал «зачаливать машину», чтобы ветер не сломал что-нибудь.
Я с рюкзаком пошлепал в ангар, на котором было написано – «Аэропорт Рыбновск». Нужно оглядеться и сориентироваться. Но – не успел. Подошла в хорошей, модной, типично японской ветровке красивая девушка. В руках «знаменитая» телеграмма Толяна.
А девушка, конечно, Валя Смирнова.
В этот вечер я узнал многое, в основном об озере. И понял – какой я дурак. Потому что вместо патронов, свитеров, портянок и прочей ерунды нужно было бы привезти какой-нито парфюмерии или шарфиков, их в Южном продают, да что там – нужно было привезти все. Ибо в Рыбновске ничего не было. Просто – ничего. И мне было очень стыдно.
«Почему тебя должны угощать, кормить, помогать? Кто ты? И что сделал?» – строго звучал голос моего бригадира Ананыча.
Боюсь, он еще долго будет сопровождать мою жизнь.
Ну да ладно. Хорошо, Валя продала мне бутыль спирта (уже на севере Сахалина начал действовать запрет – начиналась путина).
Эту бутыль я потом передал начальнику сельхозпункта поселения на озере и стал чувствовать себя ежели не героем, то на равных с проживающими.
И потом, да Бог с ними, со спичками. Я все думал отдать Вале два моих драгоценных презерватива. Да было неудобно. Вот Толян смог бы на раз. Но он – особая статья. Комсомольский вождь – не мне чета.
И наконец – озеро.
Я добрался до озера на барже-самоходке. Американской. Они остались после нашего десанта на Южный Сахалин и вот теперь ржавые дорабатывают свой век, мотаясь вдоль побережья от Рыбновска до острова Змеиный и обратно. Обслуживают поселки нивхов. Как я понял, государство обязано их поддерживать, чтобы американцы нам в глаз не кололи:
– У нас все племена индейские в резервациях и имеют все – и жилье, и проживание. Даже – работу. Группы аборигенов собираются в творческие коллективы и исполняют боевые танцы перед экскурсантами.
Американцы