мистера Бембля. А между тем ему совсем не надо было избегать взоров мистера Бембля, ибо сей сановник, на которого предсказание джентльмена в белом жилете произвело крайне сильное впечатление, решил, что не стоит больше разговаривать об Оливере после того, как гробовщик взял его к себе, и лучше молчать до тех пор, пока не будет заключен контракт лет на семь, когда уже нечего будет бояться, что он снова попадет на иждивение прихода.
– Ну-с, – сказал мистер Соуэрберри, надевая шляпу, – чем скорее будет завершена вся эта история, тем лучше. Ноэ, оставайся в лавке, а ты, Оливер, надевай шапку и следуй за мной.
Оливер повиновался и последовал за хозяином. Некоторое время они шли по одной из очень густонаселенных частей города, а затем свернули в узенькую улицу, несравненно более грязную и жалкую, чем та, по которой только что шли. Здесь они остановились, чтобы отыскать дом, куда их послали. Дома с обеих сторон улицы стояли высокие и обширные, но очень старые и населенные представителями самого бедного класса, что было видно по их грязному и заброшенному фасаду, не говоря уже о неряшливо одетых мужчинах и женщинах, которые шныряли по улице, сгорбившись и скрестив руки на груди, или просто сложив их. В большей части этих домов когда-то имелись лавки, но все они теперь или наглухо заколочены, или почти совсем развалились; жилыми были только верхние комнаты. Некоторые дома, сделавшиеся от времени и ветхости нежилыми, удерживали от обвала огромные столбы, приставленные верхним концом к стене и глубоко врытые в землю. Но даже и эти ветхие развалины служили, по-видимому, ночлежным приютом для многих бездомных бедняков. Некоторые из досок, которыми заколотили двери и окна, были в иных местах раздвинуты так, что получалось отверстие, через которое свободно мог пролезть человек. Трущобы эти отличались грязью и невыносимой вонью. Там и сям внутри них копошились крысы, от голода превратившиеся чуть не в скелеты.
Ни молотка, ни звонка не оказалось у открытой двери, где остановились Оливер и его хозяин. Осторожно пробираясь по темному коридору и крепко прижимая к себе Оливера, чтобы он не испугался, гробовщик поднялся на верхушку первого пролета лестницы. Остановившись на площадке у двери, он несколько раз постучал по ней суставом своего пальца.
Дверь открыла молодая девушка лет тринадцати-четырнадцати. Гробовщик, внимательно осмотрев комнату, сразу узнал по некоторым приметам, что она именно та, куда его направили. Он вошел, а за ним и Оливер.
Комната была очевидно не топлена. у холодного очага стоял какой-то мужчина и машинально грел руки. Позади него стоял низкий стул, на котором сидела старуха. В противоположном углу толпились дети, покрытые лохмотьями, а на полу, прямо против дверей, на тоненьком матрасике лежало нечто, покрытое рваным одеялом. Оливер вздрогнул, взглянув на это место, и еще больше прижался к своему хозяину; мальчик сразу почувствовал, что это труп.
Лицо у мужчины, стоявшего подле очага, было худое и бледное, волосы и борода с проседью, глаза красные. Лицо у старухи совершенно сморщенное, из-под нижней губы у нее выглядывали два