Её душа разрывалась между двумя любимыми – дочерью и мужчиной.
Сносить издёвки лорда над Жаклин становилось всё труднее, как и наблюдать за девками, каждый день менявшимися в его постели. Ревность съедала не знавшую прежде любви душу. Она выла по ночам, уткнувшись в подушку, слыша сердцем каждый сладостный вздох и стон, доносившиеся из спальни графа, ощущая его пальцы, вжатые в плоть другой женщины, мечтая снова почувствовать прикосновения жёстких губ своей кожей.
Мысль, что плотская привязанность к жене смогла бы изменить Бедфорда в лучшую сторону, всё чаще появлялась в голове. Но боязнь, что слишком много заклинаний могут повредить его здоровью, останавливала.
Терпения хватило всего на месяц. Колдунья решилась на крайние меры. И моча Ричарда, забранная из ночного горшка, послужила для нового обряда, но всё пошло не так…
Лорд Бедфорд, внезапно потерявший мужскую силу, с негодованием замечал, что желание охватывало его обвисшие чресла лишь рядом с раздувшейся, словно брюхатая корова, женой. Несколько недель ему удавалось сдерживать похотливые помыслы. Воображение, рисующее пузатую Жаклин, раскинувшуюся на супружеском ложе, отравляло сознание, но похоть довлела над разумом.
И однажды, изрядно перебрав эля, он ввалился в её покои…
Тильда проснулась от криков графини глубокой ночью и босая, в одной лишь сорочке, кинулась в спальню дочери. Время, потраченное на несколько шагов, отделяющих келью от покоев, показалось вечностью. То, что она там увидела, заставило замереть сердце…
Граф насиловал женщину, носившую в чреве его наследника, с особым остервенением, рыча и вскрикивая с каждым толчком, получая несравненное удовольствие от громкого визга беременной, сыплющей на его голову проклятия. Он мстил за странную избирательность мужского бессилия, сделавшую невозможным совершать это с другими, и наслаждался плодами мести…
Лишь вдоволь насытившись обмякшим телом впавшей в транс жены, Бедфорд покинул спальню, грубо оттолкнув замершую на пороге кормилицу.
Описать словами весь ужас и степень раскаяния матери при виде избитой, растерзанной дочери было невозможно. Седая прядь, появившаяся в густых волосах колдуньи – лишь отражением опустошения, заполнившего выжженную душу. Она могла содеять многое, но даже прислужнице сатаны неподвластен бег времени и нельзя повернуть его вспять…
Её ревность стоила Жаклин почти двух пинт крови и преждевременных мучительных родов…
– Так почему? – вернул Тильду в реальность громкий голос графини.
Одинокая слеза пробороздила морщинистую щёку. Она, подняв голову, встретилась с вопрошающим взглядом зелёных глаз дочери. Та повторила ещё раз вопрос:
– Почему ты так и не вышла замуж? Я помню, каким восторгом светились глаза мужчин при виде твоей ладной фигуры. Ты могла стать счастливой в браке и жить удачно с твоими-то умениями.
Тильда горько усмехнулась. Меньше всего в этот момент ей хотелось отвечать на данный вопрос, но жизнь её можно назвать всякой,