отшлёпает, тем более если раньше никогда этим не занималась. Я пробуду рядом ровно до того часа, когда твоя мама сможет занять моё место. Если хочешь, я могу присутствовать во время вашего объяснения. Никто не говорит, что будет легко. Но это и не конец света. Я тебя заклинаю, если окажется, что ты носишь под сердцем малыша, сохрани ему жизнь. Выноси и роди его, пожалуйста. Я помогу тебе его поставить на ноги. Обещаю.
Мила заглянула ему в глаза, а через них – как будто в самую душу, и долго читала там что-то для себя. Глаза его – сталь, но в их выражении столько тепла, что, если бы был лютый мороз, этого взгляда хватило бы не на одну замёрзшую душу, чтобы подарить уверенность и спасти.
Её заплаканные глаза опять утонули в слезах, подбородок задрожал. Девушка отвернулась в сторону и выдавила слабым непослушным голосом:
– Я уже люблю этого ребёнка. Я всё сделаю для его рождения.
И она светло засмеялась сквозь слёзы, обрадованная собственным признанием. Палашов улыбнулся. Как же ему хотелось сейчас прикоснуться к ней, взять на руки, прижать к сердцу. Но, увы, его связывало данное слово!
– Ведь ты не откажешься от моей помощи?
– Нет. Я что, сумасшедшая? Хотя да, похоже, что да. – Мила улыбнулась, и тут же стало понятно чему: – Женечка, милый, славный, да чем же вы мне поможете? Вы живёте здесь, а я – там. Нас разделяют двести километров.
Палашов чуть со стула не упал, услышав от неё такие сближающие, дающие надежду, ласковые слова. Но, оправившись от изумления, ответил:
– Завтра же увидишь, как разрешаются подобные пустяковые задачи. Благо нас разделяют не галактики и не сотни тысяч веков! Может быть, я кажусь тебе неотёсанной деревенщиной?
– Ничего подобного. Это я кажусь глупышкой рядом с вами.
– Глупышкой! Хм! В этом слове что-то есть. Ты просто очень молодая графиня. Если хочешь, ты маленькая глупая графиня! Графинечка!
– Ничего подобного!
– Да, да! Графинечка!
Его подмывало сказать «моя графинечка», но он смог удержаться от проявления собственничества.
– Меня волнует, графинечка, вот что: как мы с тобой будем коротать эту ночь? Я же не могу привезти тебя к матери посреди ночи. Боюсь, я и так утратил в твоих глазах авторитет благоразумия.
– Зато обрёл авторитет пылкого сердца. Господь послал мне вас!
– Мне нравится, как он поступил!
– Как вы работаете в своей профессии?
– Не преувеличивай, я всего лишь следователь, а не мать Тереза14. Я не всегда добрый и расточительный.
– А я и не говорила, что вы добрый и расточительный.
Он от души рассмеялся.
– Ты можешь сходить теперь к Марье Антоновне, а я пока запротоколирую твой рассказ. Когда вернёшься, прочтёшь его.
– Ну конечно, протокол…
– А ты как хотела, графинечка? Тебе ещё в суде выступать.
– Не называйте меня так, – надулась Мила.
– И сегодня собери вещи, чтобы завтра быть готовой отправиться в путь с самого утра. У тебя есть с собой паспорт?
– Так