был жив, можно было бы сделать аборт и притвориться, что ничего не было.
На лбу Милы пролегла морщина, глаза были не зелёные, а какие-то болотные и наполненные отчаянием.
– И то, что творится со мной теперь, после его смерти, для меня также невыносимо, как то, что было до этого. Мало мне Ваньки, теперь ещё вы мне свалились, как снег на голову. Добиваете меня. Я не знаю, что делать с вашим спасительным присутствием, и особенно… что делать без него.
Палашову стоило неимоверных усилий, чтобы пригвоздить себя к стулу, чтобы не ринуться к ней и не натворить каких-нибудь новых чудес. Он весь внутренне сжался и смог только сказать, серьёзно уставившись ей в глаза:
– Никаких абортов. Сама мысль об этом мне противна.
– Я вас ненавижу, – выдавила она, – зачем вы здесь появились?
– Ты сама знаешь.
Он встал и вышел. Он не знал, как ещё разрядить эту обстановку, чтобы не нарушить обещания защитить её от него. Связанный по рукам и ногам, распираемый изнутри и раздавленный снаружи, он хотел сейчас побежать на пруд и кинуться в воду вниз головой. Он бы показал ей сейчас, как она его ненавидит. Да она жить не может без его слова, взгляда и без того, чтобы не топтать его человеческое достоинство за это. Она ненавидит его за то, что жить не может без него. «Чёрт! А ведь ещё два дня назад она прекрасно обходилась без меня! И могла бы обходиться до сих пор. Голова кругом идёт». Он дрожащими руками достал сигарету и закурил. Как же она там сейчас приходит в себя? Она ведь не курит. А ведь и вправду, как всё хорошо начиналось! Он вспомнил, каким чудищем она выбралась с пустым ведром из-за сарая. Господи, почему она им и не осталась? Потому что на самом деле она прекрасна? Да. Им надо держаться подальше друг от друга. Как можно дальше!
Когда Палашов вошёл, всё оставалось на местах, не было только девушки. Он убрал со стола тарелки, крошки и вернул со стула бумаги. Взял чистый лист и начал оформлять её личные данные. Тут появилась она, сошедшая со второго этажа, как ангел с небес. Заплаканное лицо – вот как она разряжается!
– Простите меня, Евгений. Я совсем собой не владею.
Голос уставший, замученный. Она близко подошла к нему сзади, чтобы прочитать через плечо, что он там пишет замысловатым почерком.
– А, вы дошли до учебного заведения. Что ж. Никакого секрета тут нет. Пишите: Московский государственный художественно-промышленный университет имени С. Г. Строганова, специальность – монументально-декоративное искусство, художник, живопись, перешла на третий курс.
– Круто! – сказал он, дописывая. – Прописана ты с мамой?
– Да. Седьмой этаж. Подъезд у нас всего один.
– Девушка с седьмого неба!
– Мартовский кролик с седьмого неба!
– Одарённый мартовский кролик с седьмого неба! Ты сама поступила?
– Занималась с детства. Поэтому смогла сама. И учусь на бюджетном.
– Стипендию получаешь?
– Да.
– Участвуешь в выставках и просмотрах?
– Да.
– Короче,