задания он сейчас был неспособен, потому что его жизнь неожиданно оказалась под серьезной угрозой. Бурцев своим ключом открыл квартиру родителей и тихо вошел. Мать сидела в комнате и смотрела телевизор без света. Услышав шаги, женщина встрепенулась от легкой дремоты и повернулась к прихожей.
– Валера, ты?! – ласково спросила она.
– Я, мама… – постарался ответить Бурцев в обычной манере, чтобы не встревожить ее. Он развязывал шнурки на туфлях, не поднимая головы, и думал, как бы скрыть свое волнение, когда придется посмотреть в глаза самому близкому, дорогому и необычайно чувствительному на его настроение человеку. Валерий снял туфли, выпрямился, и в этот момент мать включила свет в прихожей.
– Сынок, что-нибудь случилось?! – с испугом в глазах спросила мать.
– С чего ты взяла?! – постарался правдоподобнее удивиться сын. Чтобы не смотреть матери в глаза он начал снимать пиджак и искать свободное место на вешалке.
– Рукав на пиджаке у тебя вымазан в известке или в чем-то белом!
– Где?! – удивился Бурцев и опять отвел глаза от матери, чтобы рассмотреть рукав снятого пиджака. – А, это! Колесо проткнул, поэтому заезжал в гараж на перебортовку резины. Пока колесо тащил, наверное, где-то шаркнулся о стенку локтем, – ответил Бурцев первое, что пришло в голову.
– Сынок, ты какой-то бледный… – тихо с тревогой в глазах сказала мать. – Ты подрался с кем-то?.. – предположила несмело женщина.
– Мама, ни с кем я не подрался! Успокойся! Давай поужинаем. У меня плана нет, поэтому я быстро поем – и поеду, – сказал Валерий и прошел мимо матери, опять не глядя на нее. Женщине показалось, что голос у сына чуточку дрожит, и она побежала за ним в кухню греть суп. Бурцев вспомнил, что нужно помыть руки и посмотреть на себя в зеркало в ванной комнате. Он развернулся и вновь прошел мимо матери, избегая ее глаз. Пока Валерий намыливал руки, он пристально вглядывался в лицо. Действительно, он был немного бледен, и до сих пор чувствовалась мелкая дрожь в руках. «Как же я убью эту женщину вина которой только в том, что ее угроза мне показалась реальной и неотвратимой?» – какой уже раз подумал он, смотря в зеркало на не проходящую бледность лица. «Убить человека – самый большой грех, а убить невинного – грех вдвойне страшнее… Почему мне выпало делать этот выбор?.. Почему мне в жизни приходится незаслуженно страдать?.. Почему на мою долю все время выпадают испытания?.. Кто так настойчиво хочет меня погубить?! Кому это надо?! – не пере- ставал думать Бурцев. – Все-таки эта женщина небезупречна передо мной… Она угрожала мне тюрьмой за то, чего я вовсе не хотел с ней делать, и она знала это! Но почему я должен судить ее и уподобляться тому несчастному безногому судье, который тринадцать лет назад незаслуженно осудил меня на восемь лет лагерей?.. Я испытываю к этому хромому судье такую огромную ненависть, что она до сих пор ничуть не уменьшилась,