день или два. А деньги выплачены. И деньги же эти полетят на попутном ветерочке да торгашу на рюмочки. И какая мне выгода от сего? Найдутся же такие сволочи! – Мужчина недоверчиво и в открытую разглядывал испачканную одежду Николая, наглядно давая понять ему, что вид у него весьма недоверительный.
– Да пойдемте же смотреть, пойдемте. – Николай махнул рукой и, сам шатаясь, пошел к выходу. Вчера он почти не ел, только лишь в промежутках между торговлей погрыз несколько яблочек да смог купить у пекаря одну сладенькую булочку и у молочника горшочек козьего молока, питательность которых, естественно, уже давно улетучилась. Но все же желая, чтобы конюх не принял его за пьянчугу, Шелков изо всех сил старался держать равновесие.
На улице они еще с полчаса проспорили о родословной лошади, о ее здоровье, о силе и скорости. Конюх ставил под сомнение каждую характеристику животины, и Николаю ежесекундно приходилось искать все более убедительные доводы, чтобы заверить этого упертого, дотошного «барана». О своем происхождении, в доказательство добротности лошади, Николай решил умолчать, поскольку конюх все равно не поверил бы ему, да еще и малограмотность его бесприпятственно позволила бы конюху пустить на смех Шелкова. Николай отлично теперь уже понимал это. В итоге Шелков все же настоял на том, чтобы лошадь его приняли. Да и сам конюх, по всей видимости, смог кое-как довериться ему и заплатил за лошадь триста рублей. Одна сотня из которых тут же была пущена на кибитку, поскольку выяснилось, что все экипажи заняты. Как выразился конюх: «Хоть это и не единственная конюшня в городе, тем не менее, каждое мгновение кому-то да требуется средство передвижения, вот они и переходят после каждого заезда от господ к господам тут же». Хотя Николай начал думать о том, что экипажи у этого конюха вообще отсутствуют. Поскольку конюшня его казалось Шелкову совсем не «императорской» и даже не «боярской», расценил он ее как обычное перевалочное место, в котором просто есть на смену одним лошадям другие.
Так или иначе, попрощавшись с родною лошадкой и забрав из телеги, за которую, к слову, выручил он еще некоторую сумму рублей, свое деревянное изделие, Шелков назвал адрес дядюшки извозчику и велел скорее ехать к нему.
До дома, в котором квартира дядюшки располагалась, ехать пришлось чуть более часа. Все время по дороге Николай пытался отвлекаться на воспоминания о своей петербургской жизни, об обучении в академии. Иногда взор свой останавливал он на памятниках и соборах, любуясь их красивейшим убранством и архитектурой.
Спустя достаточное количество времени Николая наконец-то привезли к нужному месту. Вельветово-алое здание, в коем располагалась квартирка Владимира Потаповича Шелкова, выглядело таким же скучным и даже унылым, как и в тот раз, когда Шелков еще в далеком детстве единственный раз посещал его. Воспоминания о нем были весьма обрывочны и не особо значимы. Тогда они с семьей, впервые за всю жизнь Николая, отправились в Санкт-Петербург, чтобы продать очередную партию товаров и взамен приобрести два