держится ровно, пока Валерия, вцепившись в его локоть, как в спасительную соломинку, бормочет под нос:
– Какой отталкивающий тип…
Но «отталкивающий» не то прилагательное, которым стоит характеризовать Комптона. Его можно назвать «омерзительным», «гнилым», «ненавистным» и «постылым», но точно не отталкивающим.
– А ведь когда-то я на вас равнялся, – доносится со спины. Бентлей не поворачивает головы. Комптон его раздражает, а потому Кеннет не будет реагировать ни на одну фразу, произнесённую им.
Им приходится миновать коридор, прежде чем они доходят до резных дверей в большое помещение. Наверное, хотели созвать больше людей и превратить аукцион в настоящее представление, как то бывает со всем, что происходит в Лондоне. Но в просторном зале никого, кроме них да джентльмена, отвечающего сегодня за аукцион. Зал с длинными рядами из аккуратных стульев выглядит уныло и пусто. Бентлей помогает Валерии устроиться в первом ряду, пока худосочное щеголеватое чудовище демонстративно садится подальше от них, не скрывая своей брезгливости.
Солдаты, что сопровождали экипаж Кеннета, остаются у дверей.
Кеннет окидывает взглядом тёмные стены зала, обитые деревянными панелями, – всё в лучших традициях аукционных домов.
– Джентльмены, думаю, что больше никого нам ждать не следует. Поэтому начнём. – Мужчина за низкой трибуной неловко поправляет на голове парик, явно ему мешающий. Он сверяется с часами, прежде чем ударяет небольшим молоточком, чем знаменует начало торгов. На войне и то спокойнее, чем сейчас на душе у Бентлея. – Сегодня мы здесь, чтобы с разрешения Короны выставить на продажу имущество лорда Бентлея Кеннета. В которое входит… – аукционист делает паузу и сверяется с документами перед собой, – коллекция картин в размере сорока полотен общей стоимостью сто пятьдесят тысяч фунтов, поместье «Утренняя Звезда» в стиле барокко, с прилегающим к нему садом, оранжереей, конюшней и тремя постройками неизвестного назначения, а также линейный корабль первого ранга.
Потеря доли имущества не сделает Кеннета беднее, весь вечер воскресенья он пересчитывал свой капитал и уверен в этом. Однако лишиться всего этого – значит остаться без истории, потерять часть себя самого. Кеннет переживает о том, что будет дальше, но его научили не сдаваться. Никогда. Ни перед чем. Даже когда судьба ехидно намекает, что он в положении лежащего в грязи, а не сидящего на белом коне.
– Стартовая цена пятьсот тысяч фунтов.
Не очень-то много, если вспомнить, что двести пятьдесят тысяч фунтов составляет ежегодный доход герцога Вестминстера от лондонских владений, но Бентлей и не рассчитывал, что его владения оценят по достоинству.
Бентлей поджимает губы. Он не обязан и не должен платить за землю и дом, принадлежащие ему по праву, просто потому, что он сын Лоуренса. Кеннет вернулся в Лондон. И часть проблем должна была решиться сама собой исключительно из-за одного факта – он жив.
– Пятьсот одна тысяча, –