открытую, щедрую сексуальность. Уже четыре недели, как она возвратилась на Кум и, как всегда, вернулась так, будто никогда и не уезжала, будто их семейная жизнь была вполне обычной семейной жизнью. Гай влюбился в Джо с их первой встречи – а он был не из тех, кто легко влюбляется, не из тех, кто способен к переменам. Других женщин для него не существовало. Он понимал, что у нее все это совершенно иначе. Она сказала ему об этом утром, перед тем, как, отбросив в сторону условности, они вместе вышли из квартиры, чтобы зарегистрировать брак.
– Я люблю тебя, Гай, и думаю, что не перестану любить тебя, но я не влюблена. Со мной такое уже случилось однажды. Это была сплошная мука, унижение и – предостережение. Так что теперь я собираюсь спокойно жить с человеком, которого уважаю, к которому отношусь с нежностью, с которым хочу прожить всю свою жизнь.
Тогда это условие показалось ему вполне приемлемым, да и теперь он считал точно так же.
А сейчас она сказала старательно небрежным тоном:
– Знаешь, в Лондоне я заходила к твоим компаньонам по практике. Виделась с Майклом и Джун. Они хотят, чтобы ты вернулся. Они так и не помещали объявления о вакансии, и пока не собираются, во всяком случае, в ближайшее время. Они просто завалены работой. – Джо помолчала. Потом добавила: – Твои бывшие пациенты все время о тебе спрашивают.
Гай молчал. А она продолжала:
– Это все прошло и быльем поросло. Я имею в виду историю с тем мальчиком. Во всяком случае, его семья уехала из этого района. И всем от этого только легче стало, как мне кажется.
Гаю очень хотелось возразить ей: «Он был не «тот мальчик», а Уинстон Коллинз. Он жил в кошмарных условиях, а улыбка у него была такой радостной и счастливой, какой я ни у одного другого мальчишки в жизни не видел».
– Дорогой, нельзя вечно жить с чувством вины. В медицине такое случается очень часто, даже в больницах. И всегда случалось. Мы же люди. Мы делаем ошибки, выносим неверные суждения, ошибаемся в расчетах. В девяноста девяти случаях из ста наши просчеты замалчиваются. С такой нагрузкой, как в наши дни, чего еще можно ожидать? А мать этого мальчика слишком нервничала, все время чего-то требовала, не переставала тебя дергать – нам всем это известно. Если бы она тебя тогда не вызывала от него без всякой нужды, вполне вероятно, что ее сын был бы сейчас жив. А ты на расследовании ничего об этом не сказал.
– Я не собирался сваливать свою вину на плечи убитой горем матери, – сказал Гай.
– Ну и хорошо. Важно, чтобы ты сам для себя это признавал. А после эта жуткая неразбериха, обвинения в том, что все было бы по-другому, если бы мальчик был белый… Все быстрее утихло бы, если бы борцы против расовой дискриминации не ухватились за этот случай.
– А я не собираюсь утешать себя тем, что меня несправедливо упрекали в расовых предубеждениях. Уинстон умер от перитонита. Сегодня это непростительно. Я должен