Если бы он не встретил Анну Штейн, их связь могла бы длиться еще долго. Или он встретил Анну Штейн, потому что их связь не могла больше длиться. Иву понравилось это равновесие фраз, и он записал их в блокнот.
Чего ждать от Анны Штейн, он не знает. Даже не смог бы точно ее описать: форму лица, цвет глаз. Она для него пока еще – просто чувство, но неоспоримое и проникающее очень глубоко. Он давно позабыл это томительное, сокровенное смятение, думал, что сам источник его давно пересох – то ли привычка тому виной, ведь все приедается, то ли, что еще хуже, возраст; а выходит, дело не в них. Это и радует, и тревожит его. Столько счастливых мгновений прожили они с Ариадной. Почему же ни разу ничто его не резануло? Тысячу раз он говорил ей “люблю”. И только сегодня вдруг узнал, что все это время лгал? Ив готов бросить Ариадну, ему стыдно, что в нем еще живо уютное тепло, которое называют привязанностью, стыдно, что придется изображать огорчение, стыдно за новую вспышку, которую придется скрывать.
Ариадна ждет его в кафе на улице Месье-ле-Пренс, пьет горячий шоколад и читает. Ив всматривается в нее, пока она его не замечает. Она действительно красива, пожалуй, куда красивей Анны Штейн. Наверняка, как он уже догадывается, нежнее и веселее нее. Он даже знает, что всегда будет жалеть об Ариадне и их жизни вдвоем, что очень скоро станет с тоской вспоминать, как ему было хорошо и спокойно, и никогда не признается, что жалеет. Но Анна Штейн пленила, ослепила его, а он не противится и сам охотно сдается, желая снова испытать то головокружительное падение в бездну, какого, казалось, больше никогда не будет.
Тома и Луиза
Тома Ле Галь не любит кафе “Циммер”. Он не был там лет десять, и с тех пор тут ничего не изменилось. По-прежнему слишком много бархата, плюша, слишком много карминно-красного. И слишком много машин на площади Шатле. Но ему даже нравится чувствовать себя в непривычной обстановке, среди банкеток и стульев рококо, это как‐то бодрит. Нечаянно получилось, что он пришел чуть ли не на полчаса раньше срока. Раньше, лет десять назад, он бы прошелся по букинистам, заглянул в зоомагазины полюбоваться на палочников и удавов. Но юношеское любопытство притупилось, и такая прогулка, вздумай он повторить ее, вызвала бы только ностальгическую грусть. Впрочем, если Луиза захочет, он поведет ее замирать от ужаса перед рептилиями и пауками, расскажет о галапагосской морской игуане, единственном животном, чей скелет ужимается при недостатке пищи.
Тома уже присмотрел столик в глубине зала, но вдруг увидел Луизу, она сидела за чашкой чаю. На ней легкое, подчеркнуто элегантное платье в духе тридцатых годов. Такую же дерзость в нарядах он замечал у Анны
Штейн. Признак кокетства, но Тома даже нравится это кокетство в Луизе. Она что‐то набирает на мобильнике и что‐то говорит в прикрепленный у виска микрофон, разговор, видимо, деловой. Тома хотел отойти, но она улыбнулась ему и показала рукой на стул. – Простите, господин следователь, но у меня начинается заседание… Продолжим, если