и терпением, а после гибели Минцзэ и вовсе перешёл всякие границы, прибегая к насилию и самым отвратительным ругательствам.
– Я могу рассказать сам, – заверил младший брат.
На удивление, ни одна мышца не дрогнула на лице Баиюла. Он смотрел на Аелию сверху вниз и, казалось, подбирал выражения, но совсем не злился при этом.
– От твоих слов он может окончательно убедиться в том, что я – абсолютное чудовище, Бьерн. А я не чудовище.
– Я не имел это в виду.
– Имел. Я слышал, как забилось твоё сердце. Боишься, что я могу навредить Солнцу?
– Баиюл, если бы у меня не было поводов волноваться, то я никогда…
– Довольно! – бог выставил руку перед братом, желая, чтобы тот прекратил нести чушь.
Он бросил на Аелию взгляд, полный обиды и горечи. Юноше стало крайне неуютно. Тот образ Баиюла, что годами навязывали ему и смертным, живущим в Обители Веры, совсем не вязался с тем, что он представлял из себя в реальности. На деле бог, их создатель, был, кажется, совсем другим.
– Я ни за что не причинил бы ей вреда.
Солнцеликий всё же сомневался в этом. В воспоминаниях всплыло то, как Всеотец таскал его за волосы и придавливал к земле всем своим невообразимым весом.
– Когда солнце погасло, и наступил абсолютный хаос, я сразу понял, что с Минцзэ случилось нечто непоправимое. И когда я ринулся искать её, то обнаружил лишь холодеющее тело, лежащее в снегу среди деревьев. Вокруг уже столпились умбры и собирались сожрать Деву Солнце. Одна даже успела вцепиться в её руку.
В доказательство бог осторожно взял Минцзэ за предплечье и поднял рукав, демонстрируя следы от зубов, которые уже никогда не затянутся. Они не кровоточили, ведь в мёртвом теле не найти и капли крови. Такой же след от укуса был на ноге Аелии.
– Умбры, что чаще сторонятся дневного света, воспользовались наступившей тьмой и ринулись из лесов в города и деревни, оставляя после себя лишь кровь и горе. А госпожа Целандайн поведала всем, будто я не только собственноручно убил Деву Солнце, но и наслал чудовищ на ни в чём неповинных людей. И вот уже восемь долгих лет я вынужден сидеть в Обители Ночи, словно в клетке. Пристыжённый, отвергнутый всеми и лишённый веры рукотворных. Для них я отныне не более, чем преступник.
– Почему вы их не остановили? Ведь умбры вас боятся, – проронил Аелия тихо, подумав о том, что многие жители двух Обителей до сих пор не оправились после минувшего кошмара. – Бездействие – тоже преступление!
– Потому что в тот момент мне было плевать. Я сполна поплатился за это безрассудство. И расплачиваюсь до сих пор, разгребая последствия собственных страстей.
Солнце ворочал слова бога в голове туда-сюда, пытаясь усвоить их. Его янтарные глаза бегали из угла в угол, а разум пребывал в смятении.
– Я потерял контроль в ту ночь, – будто бы оправдывая себя, промолвил Баиюл. – Моё горе попросту захватило разум.
– Господин, вы… – Аелия забылся, не сдерживая злости. – Вы не имели на это права.
Всеотец нахмурился,