«Лето зиму кормит», – так говорили деревенские, так выражался бригадир, прибавляя к поговорке жуткую брань, которую в городе не так часто услышишь.
Деревенские бабы частенько ворчали на бригадира, но жалели «одноногого чёрта» – остался единственный мужик в деревеньке после войны. Семью его раскидало по местам разным, жена помёрла, детки – тех, что постарше, война забрала, а младшие в город убёгли. Послевоенная молодёжь почти вся в город «убёгла».
Бригадир руководил бабами, страшно ругался, но к этому все привыкли и почти не замечали острых слов одноногого начальника. Дядька, когда на лето выбирался в деревню, беседовал с бригадиром. Они обсуждали разные события, судили о том, всё ли в государстве в порядке, но о войне никогда не говорили. Ему, мальчишке, было это удивительно, хотя, когда (летом бывали такие случаи) после бани за столом собирались мужчины-гости и бригадир, разговоры случались серьёзные: про былое, довольно древнее, то, которое повлияло на местность и даже сейчас, по прошествии уж более сотни лет, было заметно по остаткам хуторской системы. Мужики после жаркого банного пара, отдохнувшие после помывки, с удовольствием потребляли самогон и рассуждали о том, что раньше было лучше. Бригадир соглашался, что хутора были лучше, чем деревни, а дядька сомневался и часто вздыхал, сетовал на то, что одни бабы работают и что мужичков на деревне совсем не осталось.
– Бабы у нас крепкие, – вторил ему бригадир и добавлял крепкое слово, усиливающее его мысль.
– Да-а, – соглашался гость от соседей. – Всё на стариках держится. Без нас никуда, а молодые – так им всё быстро подавай, нетерпеливые они.
– Нетерпеливые они, – вздохнул облысевший и задумался на несколько минут. Затем открыл глаза и начал тихо читать стихи:
– Кто хочет тишины?
Забвения кто хочет?
Кому наскучили те дни,
Которых дух мятежный просит.
Его усилием одним
Не заглушить – он оживает.
С ним нам не справиться самим,
Он наши мысли угнетает.
И думать о покое нам
Уже не хочется отныне,
Но – чу! Прислушайся к словам —
К словам, известным в нашем мире…
Чтец на секунду прервался, а Фэд моментально оживился и продолжил:
– Покой – отрада для души,
Для тела главная обитель.
Мятежный звук, мерцай в тиши,
В нирване ты совсем не житель,
Где бури, там себя ищи,
Огонь и вихрь тебе учитель.
Но что за звук? Кто там, за кромкой?
Там некто сильный, очень громкий,
Неведомый тебе и мне
Конец вещает тишине
И в кутерьму и в бурю гонит,
Насильно за собой зовёт,
И нервы напряжённо стонут,
И он барьеры быта рвёт.
Фэд закончил читать, перевёл дух и прислушался. За окнами бушевала стихия. Океан, глубоко дыша, огромными волнами накатывался на береговые камни. Горизонт был чист, и казалось, что там, вдали, существует тишина и благодать,