из ящика и установил её на треноге вместо своей. Изина фотокамера внешне ничем особо не отличалась от его, но Мазин не огорчился. Он как бывалый филателист знал, как разительно отличаются по цене две, казалось бы, одинаковые на взгляд непрофессионала марки. Как малейшее отличие в цвете, зубцовке или водяном, невидимом глазу знаке поднимает её цену до недосягаемых для рядового коллекционера высот. Ко второй части эксперимента всё было готово, и Михаил Александрович потянулся к клетке с подопытными. Заметив его движение, мышка с номером на спине тут же бросила грызть корм и метнулась в домик. Он сначала собрался выковырять её оттуда, но потом решил, что она уже в одном опыте поучаствовала, и теперь настала очередь второй жертвы. Мазин вытащил её из клетки, написал фломастером на мелко дрожащей спинке цифру два и запустил в ту же стеклянную банку.
Далее он проделал всю ту же процедуру, что и в первый раз. Сфотографировал мышку Изиным аппаратом, проявил, напечатал, высушил фотографию, сжёг её в пепельнице и порезал негатив на мелкие кусочки. И ничего не произошло. Ничего. Разочарованный результатом, он оставил банку с мышкой в центре стола, прикрыл её на всякий случай толстой книгой, чтобы мышка не попыталась удрать, и пошёл в магазин купить вино и цветы к Машиному приходу. В ликёро-водочном отделе «выбросили» дешёвый портвейн, и шумная, неаппетитно пахнущая очередь, выстроившаяся за ним, извивалась через всё помещение и выползала на улицу. Мазин обречённо встал в хвост очереди – времени до Машиного прихода было достаточно. Пока отстоял и под неодобрительные взгляды вместо дефицитного портвейна взял две бутылки болгарского сухого, пока добежал до станции метро, возле которой находился единственный в округе цветочный ларёк, прошло почти два часа.
Дверь в квартиру оказалась закрыта не так, как он её запер, уходя, – не на оба замка, а только на защёлку. Мазин аккуратно, стараясь не шуметь, открыл – в квартире было тихо. Сделал несколько осторожных шагов, и тут на кухне, хлестнув по напряжённым нервам, зазвенел телефон.
6.4
Звонила Маша. В истерике. Голос срывался почти на визг, но текст был понятен.
– Мазин! – в моменты раздражения она всегда называла его по фамилии. – Мазин, ты идиот? Маньяк? Что ты вытворяешь? Ты сошёл с ума там у себя в своей провинции?
Михаил Александрович, ошалевший от такого напора, тщетно пытался выяснить, что произошло.
– Машенька…
– И не звони мне больше! И не подходи ко мне в институте. Твои ключи я оставила в прихожей на вешалке!
– Что случилось, Маша? – повысив голос, попытался он прервать поток оскорблений.
– Ты ещё спрашиваешь? Ты там для развлечения мышей мучаешь? Маньяк! Садист!
– Почему ты решила, что я их мучаю? – Мазин не знал, как выкрутиться. Ну надо же было ей прийти раньше! Сюрприз сделать захотела. Дура!
– Почему? А чем ты там ещё занимаешься, если у тебя