к ним посещения запрещены… Даже представителей структур. Единственное чем я могу Вам помочь – это проводить в палату, чтобы Вы визуально оценили их состояние.
– Боюсь, что эти четыре подростка не все жертвы данной истории.
– Какой истории? – поправляя очки, поинтересовалась женщина.
– Это мне пока тоже не известно… Скажите, пожалуйста, все четверо находятся в шоковом состоянии?
– Нет. Один из подростков сказал, что его зовут Гарри Фитч. В отличие от других он хотя бы может разговаривать.
– Прошу Вас дайте мне десять минут общения с ним.
– Ничем не могу помочь, детектив, – отрезала она и чуть мягче добавила. – Поймите, излишние вопросы и тяжелые воспоминания могут сломать его. Дайте ему хотя бы неделю восстановления.
– Я не буду разговаривать с ним о произошедшем.
– Что? – удивилась женщина. – Тогда о чем Вы хотите побеседовать с ним?
– О нем, – коротко ответил Алекс.
Палата Гарри Фитча походила на простую комнату жилого дома. Белый цвет хоть и преобладал в помещении, но не нагонял больничной тоски, как это обычно происходит. Помимо кровати, на которой сидел пациент, уткнувшись в пол, комната была обставлена столом с двумя стульями и умывальником. Страшное на внешний вид здание психиатрической больницы хранило уют и защищенность. Единственное, что смущало – окно обветвленное клетчатой решеткой.
Перед входом в палату главврач заверила, что будет находиться до окончания разговора:
– При первых приступах недомогания я буду вынуждена выпроводить Вас, – заверила женщина, открывая дверь палаты. – Поэтому продумывайте вопросы.
Детектив кивнул, заходя в чистое помещение. Серый холод на мокрой картине окна казался фильмом, выдуманным и нереальным, но семнадцатилетнему юноше была безразлична реальность… Он боролся внутри.
Детектив сел за стол, вытаскивая из внутреннего кармана бумагу и карандаш.
– Здравствуй, Гарри, – поприветствовал он пациента. – Как твои дела?
– Я Вас не знаю, – подобно роботу, не поднимая глаз, сказал Фитч.
– Да ты меня не знаешь… Я, Алекс. Частный детектив, – назвав свою профессию, он ожидал какой-либо реакции, но тщетно – пациент продолжал смотреть в пол.
«Нужно как-то его расшевелить…»
– Гарри, ты любишь дождь?
– Да… Я люблю дождь… но только летний, – он делал продолжительные паузы между репликами.
– Хм, а почему именно летний?
– Потому, что он… теплый… – слеза скатилась с одного глаза, но юноша продолжал говорить, даже не дернув голосом. – Когда мы выбирались, я мечтал только о теплой воде… А она была ледяная, и иногда казалось, что меня кто-то кусает, но я знал – в такой воде никого нет… Слишком уж она холодная для жизни… И это не укусы, а лезвия холода.
– Почему она была холодной, Гарри? – пристально наблюдая за мимикой лица пациента, спросил Фитцжеральд.
«На улице август, какая к черту холодная вода?»
– Потому