Евгений Алехин

Луноход-1


Скачать книгу

так. Легче?

      – Да. Легче.

      – Я Вася.

      – Я Женя.

      Мы, как взрослые мужчины, пожали друг другу руки. Вася улыбнулся как будто сердцем. Он не ходил в детский сад, разговаривал открыто и без подвоха. Вася казался мне самым добрым и умным из всех детей, кого я встречал.

      Таким его и запомнил.

13

      Я был в гостях у деда с бабушкой. По телевизору показывали дочь Аллы Борисовны, Кристину Орбакайте. Она отвечала на вопросы журналиста. Я знал эту актрису и певицу, ведь она играла в страшном и завораживающем фильме «Чучело», который я недавно посмотрел. Со мной в большой комнате были тетя Лена и дед.

      – Ну и уродина! – сказала тетя Лена.

      Дед недовольно крякнул:

      – Может, конечно, не красавица. Но почему это уродина?

      – Ну посмотри на нее, пап. Какой у нее нос. Как она разговаривает.

      Я вообще не понимал, о чем говорит тетя Лена. Я видел красивую девушку со светлыми волосами.

      – Зачем тогда смотришь? Выключи, – сказал дед.

      – Нет! Пришла вот на нее, на уродину, посмотреть, – ответила тетя Лена.

      Тогда я начал понимать, что красота измеряется не только цветом волос. К тому же, например, мама от природы не была светлой, она красила волосы. Но я всегда считал ее красавицей. У сестры Ольги же были темные волосы, но, возможно, если мама перестанет краситься, у нее волосы станут такого же цвета. Подобно тому, как я не различал цвета, пока не узнавал их имена (а бледные оттенки и долго после этого не мог различить), так же до этого разговора деда и тети Лены я не обращал внимания на губы, носы, форму глаз. Я начал смотреть на сестру по-другому. Она оказалась красивой, даже красивее мамы. Еще я недавно узнал, что такое трахаться, и у меня появился интерес к сиськам и голым женским ногам. Если в фильме я видел фрагмент оголенного тела, писюн наливался кровью, а голова могла закружиться. Также я обнаружил щель между дверью и проемом в месте, где дверь ванной крепилась на петли, и через эту щель можно было увидеть маму или сестру, когда они мылись. Я позволял себе посмотреть пару секунд, после чего страх и восхищение заставляли меня бежать подальше с места преступления.

      В детский садик я теперь добирался самостоятельно, идти было недалеко. Сестра еще спала, так как училась во вторую смену. Мама помогала мне собраться, но сама выходила чуть позже. Она перестала работать в школе, а на радио ее повысили. Я ощущал себя взрослым мужчиной в теле мальчика, когда шел в горку у нашего дома, потом огибал несколько пятиэтажек, переходил бульвар и сквер и сам себе открывал дверь. Аккуратно переобувался, ставил уличную обувь внизу кабинки, курточку вешал на крючок. В это время какой-нибудь ребенок мог лить слезы и говорить:

      – Я не пойду в садик! Мама, нет!

      Ребенок цеплялся за свою маму, та силой его отлепляла от себя и уговаривала остаться:

      – Заберу тебя пораньше, все будет хорошо. Перестань плакать.

      «Ему ведь тоже шесть лет!» – поражался я. Мы теперь в подготовительной группе, не полагается так себя вести. Моя мама теперь главная