засады, он приказал развернуться.
Прибывшие из штаба дивизии офицеры, выслушав доклад лихого командира взвода, многозначительно переглянулись.
– Вот вам, пожалуйста. Результат, как говорится, налицо. Я думаю тут всё ясно, товарищ полковник.
– Не вам решать, товарищ майор. Вы завтра приговор вынесите, сядете в «уазик» и в тыл.
– Ну, знаете.
– Знаю. Столько с вами вместе исколесили.
– Но не зря же, в конце концов.
Полковник с какой-то озабоченностью взглянул на члена комиссии, которую он возглавлял.
– Тогда не зря. А тут какой-то особенный случай. Там страх, подлость, желание увильнуть, предательство, если хотите.
– А разве сейчас…
– Нет.
Полковник не докурил сигарету, долго рассматривал тлеющий огонёк. Майор терпеливо ждал. Полковник вдруг сжал сигарету в кулаке, та сморщилась и в следующий миг полетела в грязь.
– Вы понимаете разницу между обыкновенным: человеческими слабостями, ничтожностью и необыкновенным… Тут особый случай. Человек осознано, можно сказать, и честно заявляет: «Я не буду больше убивать!» И баста! Хоть что делайте со мной. Хоть в штрафбат, хоть… Это… это, товарищ майор, позиция. Не о таких ли Горький писал: «Человек – это звучит гордо». Не о всех, а именно о таких.
Майор пожал плечами. О Горьком в последний раз он вспоминал в школе.
На следующий день состоялся трибунал. Палатка была забита до отказа, офицеры приглушённо перешёптывались. От чего воздух в палатке беспрестанно бубнил, откашливался и напоминал сломанный трансформатор, полный неясных блуждающих энергий. Когда ввели Ваню, стало тихо, чуть слышно шуршали растяжки по пологу палатки.
Ваня шёл своей обычной пружинистой походкой и был невероятно спокоен. Можно было подумать, он совершает променад по весеннему парку. Иногда он замечал знакомое лицо и тогда озарялся застенчивой улыбкой, кивал головой. Кому он кивал, неловко опускали голову. Другие смотрели презрительно: ишь ты – вышагивает, улыбается, ну-ну, улыбайся. Недолго осталось! Встречались безразличные глаза и те, что смотрели с интересом. Первых было намного больше. Если бы люди придумали некий прибор настроений, то стрелка его, немного поколебавшись, чётко указала бы: «да кончайте вы эту подлюку, чего с ним церемониться, и так всё ясно».
Ваню презирали.
– Вы знали, что отказ исполнять приказ командира в военное время, будет истолкован как предательство Родины! И приговор один – расстрел.
– Да.
– Вы клялись защищать Родину. Вы хотите стать клятвоотступником?
– Я клялся защищать. Убивать я не клялся. Не думаю, что убивать людей так необходимо для моей родины.
– Они не люди – они враги! Они посягают на свободу нашего с вами отечества.
– Свобода в отечестве?.. – Ваня взглянул прямо в глаза полковнику. – А что такое свобода?
– Здесь трибунал, товарищ старший лейтенант, а не место для дискуссий.