костре, напоминая всем: и, всё-таки, я пылал и грел, и пеплом своим до сих пор дарю тепло. Пользуйтесь и помните.
Полковник кратко напомнил суть дела и тут же предложил:
– Прошу решение по данному делу вынести на всеобщее голосование. Так сказать, суд товарищей. Кто за расстрел прошу голосовать.
Руки дружно, как по команде вытянулись над головами.
– Так. – Полковник произнёс это слово с некоторым разочарованием. Единодушно. Кто против… Никого? Воздержавшиеся есть.
Одна рука неуверенно повисла в воздухе, она словно искала опору себе в душном воздухе, находила, но очень шаткую и вот-вот готова была сорваться вниз. Полковник, несколько ошарашенный, вытянул в направлении руки свой палец и тоном, в котором слышалось «надо же – имеются?» удручённо подытожил:
– Всего один. Запишите в протокол.
Он наклонился к командиру полка:
– Кто этот храбрец?
– Скорее шутник, капитан Пономарёв.
Полковник развёл руками, являя присутствующим аккуратно подстриженные ногти и белые холёные ладони.
– Приговор трибунала – расстрел. – Полковник помолчал, вытирая платком шею. – Приговор привести в исполнение завтра утром.
Стало тихо. Глаза офицеров устремились к приговорённому: и что ты скажешь на это, доигрался! Так будет с каждым, кто попрёт против системы.
Ваня не шелохнулся. Его глаза обводили присутствующих в палатке и смущали – в них не было страха, они ободряли и прощали. Тем, кто сидел ближе, даже показалось, что он облегчённо вздохнул. Один майор потом настойчиво утверждал, что слышал собственными ушами:
– Да у меня слух отменный. Ей, слышал, он прошептал: «Ну, вот и все, и, слава Богу».
– Сомневаюсь в его спокойствии. Он был в шоке вот дыхание у него и спёрло.
– Такое бывает, зачастую приговорённые будто теряют связь с происходящим. Отстраняются, что ли…
– Ты видел его глаза? В них больше жизни, чем в наших с тобой, пропитых.
Мнения, как всегда, разделились.
Непонятное спокойствие перед лицом смерти, смущало всех. Ведь речь шла не о съёмке кинофильма, в которой старлею предстояло сыграть завтра героическую роль полную достоинства: «Дубль первый… так стоп! Ваня вы личность необыкновенная, почти легендарная для всех столпившихся у эшафота, можете эффектно откинуть чёлку со лба и загадочно взглянуть вдаль. Вот-вот, уже лучше. Палачи приготовились! Дубль второй… Мотор! Поехали!»
Стоп! Остановитесь – это не фильм и люди вокруг не массовка, а живая трепетная плоть. Души измождённые. Люди остановитесь, что вы творите! Задумайтесь: все трибуналы надуманы и притянуты за уши, все приговоры это следствие длиной цепочки чьих-то правд, недомолвок, страха. Осуждённые и судьи, откусили от одного яблока, но с разных сторон и справедливое возмездие обернулось, как всегда, обыкновенным подлым убийством. Высокие слова и губы их произносящие бубнят что-то в оправдание. И палачи, разве они не похожи на убийц,