Коган с бутылью, заполненной молочно-серой жидкостью и изогнутой трубкой. Каратель опустил механизм пониже и поставил емкость на брус сверху.
– Открой рот.
Хан сжал губы и замотал головой.
– Я тебе зубы выну, если не откроешь! – пообещал Коган и снял с пояса знакомый клинок с крючком на конце.
– Убери нож, ты попортишь эльфу лицо! – прикрикнул арий.
– Да, мэтр, – мрачно согласился каратель, стукнул пленника по животу и тут же зажал ему нос.
– Не сопротивляйся, Кеннир, будет только хуже, – прозвучал невозмутимый совет из-за занавески.
Теплая мерзкая жидкость полилась Хану по пищеводу. Он даже и не понял, что это такое. Глотать было нельзя – смесь, попадая в носоглотку, душила и выжимала на глазах слезы, а Коган неумолимо поддерживал голову пленника запрокинутой.
– Пока достаточно.
Стоило карателю отпустить его шею, Ханлейта сразу же вырвало.
– Не эстетично, эльф. Все живые существа одинаковы: привлекательны, когда чисты и здоровы, а стоит нарушить хрупкое равновесие, как наружу выливается вся гадость. Я готов слушать дальше.
– Я же сказал – не рассчитывай, – прохрипел Хан.
– Тогда продолжим.
Сидя в своем убежище, Эверон явственно вздохнул. Возможно, ему надоело или арий просто не выспался, встав в такую рань. Пытка продолжилась, пока не опустела бутыль. Эверон молчал.
– Что дальше, мэтр?
– Принеси воды.
Коган подмигнул своей жертве, оставляя наедине с арием.
– Дальше… Знаешь, что будет дальше? Ты будешь ежедневно ждать моего появления и приказа «довольно», завершающего боль. А затем сравнивать, что неприятнее: мерзнуть на голом металле, висеть под потолком или слышать поворот ключа в замке. Я взываю к твоему здравому смыслу, Ханлейт. Прекратим все это. Что за сфера отправилась в Аверну?
– Я не намерен делать твою работу легче.
– Понятно. Коган, вернемся к вчерашней процедуре, но я выберу символ сам, – обратился Эверон к карателю, занесшему ведро в камеру.
– Отлично, мэтр. Лошадку я натянул на вышивальные пяльцы, она почти высохла.
– Оцелот – эмблема Эрендола. Как считаешь, эльф, ты достоин носить символ своей страны? Ответ – нет, раз ты в Железной башне. Приступай, Коган.
– Один момент! Я прикую ему ноги, мэтр. Не хочу получить по яйцам, как вчера в кадык. Эта сволочь все еще может ударить.
Арий не возражал и не проронил ни слова, пока каратель снимал с Хана кожу. Тишину пыточной нарушала лишь вода, стекающая со стен тоннеля и журчащая под полом, да прерывистое дыхание пленника. Ханлейту показалось, что сегодня было мучительнее… «Зря я начал отвечать на вопросы Эверона! Он вытянул из меня больше, чем я сам понял. Эта мразь умеет допрашивать!»
– На твоем лице застыло чувство вины и сожаления, Ханлейт. Не сейчас, а вообще. Ты в чем-то обвиняешь себя настолько сильно, что считаешь пытку заслуженной. Перед кем ты виноват? О чем сожалеешь?